Се ля Ви!

Соро Кет Се ля Ви!

ЧАСТЬ 1.

I Ральф.

Красивые женщины не умеют думать

Даже если бы Ральф допустил возможность того, что красивые женщины способны соображать, он никогда бы не заподозрил в этом свою Верену.

Ральф ждал, пока церковная комиссия примет решение по его судьбе, рассеянно размышляя о девочке.

Она спасла его. Ральф это понимал. Не будь Верены, он кончил бы в тюрьме, или еще хуже. Но ни любовь, ни нежность, ни то слепое, ревностное желание обладать ею, как трофеем, не помогали: Ральф искренне, хоть и с грустью, считал свою любимку тупой. Ее оценки лишали всяких надежд, что она поумнеет с возрастом.

Верена не разбиралась в точных науках, Верена ленилась в гуманитарных, Верена яростно восставала против участия в социальной жизни, за исключением той, которую могла постить в Инстаграм… Если не считать той истории, когда три дурочки сняли на видео веганский фильм «Глубокая глотка», ничем особым в школе, Верена не отличилась.

Стеллу же Ральф считал очень умной.

Когда она стояла на кафедре, легко и уверенно читая им лекцию, он не видел ни ее веса, ни ее тяжелого, хотя и живого лица. Он видел Ум, сверкающий и искрящий. Он считал ее гениальной и лишь потому был с ней.

Спустя две недели после суда он все еще не мог смириться с произошедшим.

Его сверкающая Умница превратилась в визжащую на надрыве, безумную бабу. И никаких доказательств того, что он видел в ней, у Ральфа не оказалось. В отличие от Верены. Та предъявила целый набор улик, кучу записей, с датами и обрывками их бесед. Даже фотографии следов на газоне сделала.

Себастьян следил за нею, не отрывая глаз и чуть ли не аплодировал. Ну, что за умница? «Моя девочка! Настоящая Штрассенберг!» А Ральф все смотрел и смотрел на Стеллу. Никак не мог совладать с собой, все думал: что если его отец спросит, спал ли он с этой женщиной?

Стыд и отвращение подступали к горлу. Теперь, когда опасность заключения в тюрьме миновала, Ральфа так и корежило по поводу объяснений. Что о нем теперь станет думать его отец? Что о нем подумают новообретенные родственники-адвокаты. Что о нем теперь думает сама Ви?

И его мать… Он был в ярости, выяснив, что та притворялась тетей. И то, что собиралась дальше это скрывать. Он был восхищен приездом отца и словами Себастьяна:

– Твоя мать всегда стыдилась того, что родила от женатого. Я из другой породы: я был влюблен в нее, и я ее не стыжусь…

Сам он стыдился.

Ральф не любил Стеллу, но объяснить, почему он был с ней, не мог. Ни на суде, ни в комиссии, ни даже графу фон Штрассенбергу Зови-Меня-Папа.

– Ты, правда?.. – деликатно и явно опасаясь его этим оскорбить, спросил Себастьян, когда они вчетвером уселись в машину.

Ральф чуть не поседел.

– Ну, с этой женщиной? – фальцетом закончил граф.

– Побойся бога! – вмешалась Ви. – Она бы, понятно, душу продала, чтоб он ее изнасиловал. Но он не мог. Для такого поступка требуется твердость!..

Мартин расхохотался.

– Люблю эту крошку, вся в Лиззи, – заметил он и ласково ущипнул Верену за щечку. – Ну, а ты-то хоть укрепила его, а, Виви?

– Узнаешь на исповеди! – подмигнула та. – Я целый год копила грехи, чтоб не стыдно было рассказать кардиналу. Задом вверх, как сказал епископ монашкам.

Мартин хлопнул себя по коленям.

– Ты знаешь этот анекдот, Ральф? Нет? Слушай!.. Однажды епископ…

Ральф с чистой совестью отвернулся от Себастьяна. Пожалуй, он был несправедлив. Верена – умничка…

– Отец Дитрих? – в приемную вышел секретарь дяди Мартина. – Войдите. Они готовы огласить свой вердикт.

И Ральф вошел, заранее зная, что они скажут. Дядя Мартин улыбался ему со своего места. Когда их взгляды встретились, дядя подмигнул.

Его собственный, родной дядя кардинал. Точней, двоюродный дед. Брат его деда-графа. Злость на мать улетучилась. Бедняжка, как же она, наверное, стыдилась себя, раз пошла на такое. И как она, наверное, любила Себастьяна, раз так любила его ребенка. И Ральф поклялся себе, что он все сделает, чтобы тетя… мама гордилась им.

И сохранит ее тайну, как сотни тысяч чужих.

II Верена.

Если ты увидишь мою Общину

– Простите меня, отец, ибо я грешила…

Голос звучал так хрипло и незнакомо, словно я, впрямь раскаивалась. Наверное, от волнения. Оно было настоящее. Как и профиль священника, едва различимый сквозь густую решетку исповедальни.

Узнав, что Ральфа сослали в глухую деревню, я просто села на поезд. И вот, я здесь. Сижу в исповедальной вместо того, чтобы постучать в дверь.

Резко повернув голову, Ральф вгляделся в решетку со своей стороны и я стащила с головы капюшон. Тусклая лампочка едва освещала кабину, но моим волосам и этой крупицы света было достаточно.

– Верена! – воскликнул Ральф и расхохотался. – Боже! Я был уверен, ты исповедалась кардиналу!

Выскочив из кабины, мы бросились в объятья друг другу.

– Что ты здесь делаешь?! Тетя… Агата… моя… она хоть знает, где ты?