Последний тамплиер

После того, как дела касательно ле Брея были улажены, я позволил себе провести несколько дней в Шюре, не занимаясь ничем. Часами я сидел на стене, в кресле, завернувшись в теплый плащ — было холодно, и смотрел, смотрел, смотрел… Я смотрел в теряющуюся в мутной дымке даль, где посреди зеленого бархата молодой листвы, угадывались на севере очертания крепости ла Мот, я искал над лесом вьющиеся к небу дымки деревень, своих и ле Брея. Я смотрел на луг перед замком, где каждый день, с утра до колокола вечери, под началом Гамрота, или Гогенгейма тренировался гарнизон Шюре. Я любовался своенравными конями, не знавшими ярма, крепкими, ловкими всадниками, Гогенгеймом в кожаном подлатнике, с боевым копьем в крепкой руке, старым кривоногим Гамротом, обучавшим молодых крестьянских парней искусству владения мечом. Моя земля, моя армия, мои люди… Большая часть жизни прошла в Шюре. Я сделал все что мог, для этой земли. Долгие годы я не боялся, подобно ле Брею, что ничего не смогу оставить сыну и дочерям, что придет кто-то и лишит меня всего. Сознавая, что час моего ухода в мир теней приближается с каждым прожитым днем, я испытывал счастье от того, что оставляю сыну сильную армию и крепкие цитадели, дочерям — богатое приданое и славное имя, а народу — плодородные пашни, богатые зверем леса, надежную защиту, чувство уверенности в завтрашнем дне. Я исполнил свой долг перед своей землей, семьей и народом. И пусть в моей жизни было немало греха, там, на небе, когда все мои земные дела будут положены на чашу весов, и Господь определит моей душе место ее дальнейшего пребывания, мне будет что сказать Господу. Я жил не ради себя. Я жил ради своей земли, семьи и народа.

Я, маленькая черная пешка, пока еще стою на белой клетке, но впереди — клетка черная. Властная рука власть имущих на этот раз не обойдет меня. Исход партии определен — чтобы черные победили, пешка должна погибнуть.

Часть четвертая Орден 1316–1320

Из Яффы путь в Иерусалим лежал сквозь самые бесплодные на свете земли. После Рамлы нужно было перебраться через голую, крутую гору. Потом — утомительный дневной переход, в конце которого, после того как вы пересекли последнюю, узкую и глубокую ложбину, вдруг открывался вид на святой Город. Взгляд сразу останавливался на двух огромных куполах — купол Храма Господня на западе, и купол церкви Гроба Господня на востоке, который раскрывался в небо, дабы впускать священный огонь Троицы. Невдалеке от Голгофы стояла башня ордена Госпитальеров. Если в вашем караване был кто-то, страдающий каким-либо недугом, следовало срочно отправить к той башне гонца, чтобы тот привез ответ, в какую лечебницу можно пристроить больного. На горизонте святого Града, то здесь, то там, виднелись башенки с колокольнями и террасами; четыре главные башни, подобно каменным стражам, венчали ворота четырех иерусалимских кварталов.

В Иерусалиме, начинаясь от ворот, было четыре главных улицы: две из них — улица Святого Стефана и улица Сиона, пересекали с севера на юг пояс укреплений. Две другие — на западе улица Давида, и на востоке — улица Храма, пересекались с ними. В кварталах, расположенных между этими улицами, находились церкви, монастыри, лечебницы, мастерские ремесленников, склады, дома горожан.

Поднимаясь по улице Святого Стефана, мы проходим мимо паперти церкви Гроба Господня, потом — попадаем на улицу Трав, с бесконечными рядами торговцев фруктами, специями, лекарственными снадобьями. Улица закрыта сверху деревянными и каменными сводами, на которых растянуты тенты из тканей, или дощатые навесы. Там всегда — прохладно, там пахнет и сладко, и горько — специями, снадобьями, гнилью… А потом, если идти прямо, попадешь на улицу Скверных Кухонь. Она тоже закрыта навесами, там пахнет горелым жиром и мясом, пловом и бараниной, словом, всем тем, что готовят неверные себе в пищу.

С улицы Скверных Кухонь можно свернуть в проулок, где стоит лавка еврея Арона, торговца сушеной рыбой. Его товар всегда с душком. Мимо пройти никак нельзя. Но проулок выведет вас на улицу Храма. Там продают пальмовые листья и ракушки для паломников, выполнивших свой обет. И вот, мы стоим посредине просторной мостовой, которая является частью земли, отданной тамплиерам монахами Храма Господня…

Сам Храм расположен между стенами Иерусалима и Золотыми воротами. Там есть площадь, длинной более полета стрелы, и шириной в бросок камня, оттуда подходят к Храму. Слева, на выходе с этой площади и находится Храм Соломона, где пребывали тамплиеры.

Если подняться вверх, от земляной насыпи, мы попадем к месту прогулок и уединенных размышлений.

Со стороны огромных конюшен ветер доносит запахи конского помета, слышится лошадиное ржание. Оттого, какие бы возвышенные мысли не посещали тебя, ты ни на минуту не забываешь о том, что все эти кони однажды могут быть оседланы и выведены за городские стены, чтобы в очередной раз отстоять Святой Город от неверных…