Последний танец Кривой белки (СИ)

"А мне всегда везло. Один раз камнем после взрыва поцарапало шею, да две легкие контузии были, - Михаил вздохнул. - А Кузя две тяжелые контузии имел и перед самым дембелем ранение в плечо получил. Пуля задела какие-то мышцы и нервы, в результате чего, шею его скрутило вправо. А от контузии еще и пострадали мышцы на лице. Врачи говорили, что из-за этого он инвалидом станет и говорить хорошо не сможет. Да, да, так именно и было.

А когда я после третьего курса из университета приехал домой на короткую побывку, встретился с ним, чего почему-то больше всего боялся. Ведь мне всегда везло больше, чем ему в Афганистане. И как я тогда удивился, встретив не инвалида Кузю, а, как всегда, здоровяка, весельчака и балагура. Даже не верилось, что после того ранения он так хорошо восстановился.

А потом узнал, что он еще и в аварию на лесовозе попал, прицеп на гололеде ушел вправо, и кабину потянул за собой и бревнами падающими ее сорвало вместе с Кузей. И после этого он выкарабкался, так что еще не известно, кому больше везло. Ему всегда везло на людей, окружающих его, и благодаря врачам, а после другу его отца Муравьеву, - Михаил посмотрел на лабаз, где спал Виктор. - А ведь я тогда ему и не поверил. И так судьба сложилась, что теперь сам должен пройти курс лечения медвежатника Муравьева. Восстановлюсь ли? Да и как это возможно?"

С шумом какая-то птица уселась на высокую ель. Михаил напрягся всем телом и не сводил с ее вершины глаз. То, что это прилетел глухарь или копылуха, понял сразу. Глянул на костер. От него ничего не осталось, даже красных углей не видно, покрывшихся зольной пылью.

Сдавив в руках ружье, стал вглядываться в очертания еловых веток, которые все лучше и лучше просматривались на фоне белеющего неба. В самом верху ели две макушки. Михаил не ошибся, это были две еловые макушки, и не сводил с них глаз. Сняв с предохранителя ружье, прицелился в них, ожидая, какая из них оживет.

- Мишь, глухарь не там сидит, - услышал шепот Виктора. - Он на сосне, что справа. На краю средней ветки сидит. Видишь? Только не вздумай стрелять. Нас здесь нет!

Михаил направил стволы ружья на сосну и стал искать сквозь ветки хоть что-то похожее на очертания птицы.

- Миша, ты меня слышал? - громко спросил Виктор. - Я сказал нельзя стрелять.

"На этой ветке нет, - осмотрев одну из них, пришел к выводу Михаил. - На этой - тоже. А это, а это", - взгляд Михаила остановился на сдвоенных ветках, трущихся друг о друга. С минуту не сводил с них глаз и никак не мог понять, это птица или нет.

- Ты меня слышал? - Муравьев стукнул Михаила по плечу.

- Та, та! - Поднял вверх свое ружье Степнов.

- Сегодня еще нельзя стрелять. Ты пропал в лесу. Кузя сказал. Да? Ты пропал вообще, помнишь?

- Та, та, - закивал головой Михаил.

- 2 -

Обещанного часу для отдыха Виктор так и не дал Михаилу. Снова Муравьеву показалось, будто за ними кто-то следом идет. Как это он чувствует, не признался. Быстро собрались и тихонько пошли по только Муравьеву известной тропке.

Пройдя выруб, плотно заросший березняком с ольхой, молодой сосной с можжевельником, пошли по "мокрому" лесу, расположенному в низине. Здесь деревья - тонкоствольные ель с сосной, мокрыми кажутся. Кора у них черная. Зеленый мох в сухом болоте, как ковер мягкий и высокий, через секунду там, где продавишь его ногой, быстро поднимается и скрывает твой след.

Удивительно. Сколько Михаил в таких местах не бывал, а на это никогда не обращал внимания. А вот теперь идет следом за Виктором и видит все это.

Правда, идти тихо по такому болоту не получается, местами стоит вода подо мхом и травой, чавкает. Где-то на ветку наступаешь, но она мокрая, не лопается, но издает какой-то протяжный звук, похожий чем-то на крик испугавшегося или раненного зайца. Пусть все это происходит не так уж и громко, но если за ними кто-то следом идет, может все это слышать.

Боясь этого, Михаил часто оглядывался, смотрел по сторонам, но ничего кроме стволов деревьев не видел.

- Давай, давай, не отставай, - торопил Михаила Виктор.

И тот снова ускорял шаг, сильнее и сильнее хлюпая по зеленому мху, проваливаясь глубже и глубже в его пучину. Ноги устали, и еще как. Особенно, бедра. Создается такое впечатление, что они внутри наполнились цементным раствором и вот-вот превратятся в какие-то бетонные формы, которыми Михаил уже не сможет не то, что управлять, а даже передвигать их.

И рюкзак тяжелее и тяжелее становится. Хорошо, что он не нажал тогда на курок и не убил глухаря. Ему бы пришлось еще и его тушу трех - пяти килограммовую на себе тащить. Виктор бы его не взял, у него и так рюкзак огромный. Чего только в нем нет: и патроны, и дробь с порохом, и соль, и медвежий жир, и сухой спирт, и спирт, и фляга с какой-то микстурой для Михаила, и...