Последний танец Марии Стюарт

– Пейте сколько угодно, я плачу за все, – объявил он и передал бутылку по кругу.

– Перчатки УК очень тонко надушены, поскольку она не выносит сильных запахов, – сообщил Тилни. – Что касается нашей королевы, то я не знаю.

– Зато я знаю, – сказал Бабингтон. – Могу вам сказать, что другого такого существа нет в целом свете. Ее собственный аромат похож на благоухание из сна. – Вспоминая, он прикрыл глаза.

Вокруг за столом собрались его лучшие друзья в Лондоне. Его единомышленники, готовые к великому приключению – спасению пленной королевы. Более того, они собирались возвести ее на трон, которого она заслуживала. Бабингтон тихо рассмеялся и добавил:

– Я хочу кое-что показать вам. Портрет готов.

Он достал картину из кожаной сумки и выставил на всеобщее обозрение. На ней все присутствующие, с Бабингтоном в центре, были изображены в их лучших нарядах. Над ними жирными готическими буквами было начертано: Hi mihi sunt comires quos ipsa pericula dicunt – «Они присоединились ко мне в опасном деле».

– Разве не похоже? – спросил он.

– В общем-то, да, но… – Чидиок Тичборн оглянулся через плечо в переполненной таверне. – Разумно ли показывать это на людях?

– Какой вред это может причинить? Никто не поймет, что здесь написано.

– Давайте споем «Песню сапожника», – предложил Тилни. – Я начну: «У сапожников жизнь веселая, дон-дон-дон!»

– «Нет ни зависти, ни вражды, дон-дидл-дон!» – пропел его сосед Джером Беллами.

– «Наш труд невелик, да отдых хорош, дон-дон-дон!» – продолжил Роберт Гейдж.

– «Мы в таверне с любовью тратим каждый грош, дон-дидл-дон!» – подхватил Джон Трэверс.

– Расскажи подробнее, – прошептал Тичборн под прикрытием дружного хора.

– По пути домой, – ответил Бабингтон. – О, моя очередь? «Пью за друзей я и за наше веселье, дон-дон-дон!»

Позднее, когда таверна почти опустела, Бабингтон и его товарищи пустили по кругу последнюю бутылку и дружно высыпали на улицу в теплых приветливых сумерках. Они разошлись группами по три-четыре человека, и Чидиок, живший неподалеку от Бабингтона, пошел вместе с ним. Улицы совсем не пустовали; Лондон никогда не спал. В такой теплый вечер людей тянуло на свежий воздух, как мотыльков тянет к пламени свечи. Двое молодых людей, целенаправленно шагая вперед, не реагировали на любые замечания обывателей, когда они проходили мимо. Кошельки с деньгами они носили на шее, спрятанными под рубашку. Но искушение замедлить шаг и насладиться приятным вечером было очень велико.

Они прошли по Бишопгейт-стрит, миновали двор приходской церкви и госпиталь «для слабоумных», названный в честь святой Марии Вифлеемской.

– Иногда мне кажется, что меня нужно поместить туда, – признался Бабингтон, покосившись на кирпичную стену вокруг госпиталя.

– Что, растерял остатки ума? – спросил Чидиок. – Иногда ты действительно говоришь безумные вещи. С тех пор как мы познакомились, ты ведешь себя все более нервно. Но тебе нельзя отказать в логике!

– Не знаю, – сказал Бабингтон уже совсем невеселым тоном. – Иногда меня одолевают определенные мысли, и я не знаю, откуда они приходят. Тогда я говорю: «Изыди, сатана!»

Он слабо улыбнулся.

– Сатана… Теперь ты говоришь как пуританин. Они постоянно твердят о сатане.

Они миновали кирпичную стену вокруг госпиталя и приблизились к постоялому двору «Дельфин». Большинство гостей разошлись по своим комнатам, но из соседней таверны доносился негромкий шум.

– Я остро чувствую его присутствие, – продолжал Бабингтон. – Говорят, что он может принимать приятный облик. Иногда я слышу его голос… – Он замолчал, когда заметил, как Чидиок смотрит на него. – Разумеется, все это происходит в моем воображении.

Теперь они проходили мимо водовода, и даже в этот поздний час люди толпились вокруг и наполняли кружки. Звук текущей воды был приветливым и манящим. Прохожие наклонялись, черпали воду пригоршнями и плескали себе на лицо и затылок, так что она стекала по волосам и капала за шиворот.

– Думаешь… он замешан в этом предприятии? – спросил Чидиок. – Должен признать, я запутался в собственных чувствах.

Дальше они шли молча мимо других гостиниц и торговых домов и наконец приблизились к красивому дому Бабингтона с ухоженным садом и аллеей для игры в кегли. Внезапно они осознали, что все это время слышали тихие шаги за спиной, которые казались эхом их собственных шагов, останавливавшихся вместе с ними и спешивших следом. Но когда они огляделись, то никого не заметили.

Бабингтон велел открыть ворота дома, и они вошли во двор.

– Давай пойдем в сад, – предложил он. Где-то неподалеку часы пробили два раза.

– Уже очень поздно, – сказал Чидиок.

– Разве ты чувствуешь, что уже поздно? – спросил Бабингтон. Казалось, что этой ночью само время играет шутки с людьми. – Пойдем! Сегодня ночью ты можешь переночевать здесь.