Последний цветок. Повесть

          - А что! – вскричал Рамир, ещё не потерявший эмоциональной энергии. – Бросим клич, соберём горожан, выйдем на поверхность, упрёмся в скалы и качнём синхронно много раз и в лад Планету в одну сторону в такт её колебаниям, - и засмеялся, довольный светлой дурацкой идеей. – Авось и сдвинется с места, завертится, а? – и ещё больше обрадовался тому, что у него, в отличие от горняков, ещё есть запал для надежды. Микрар тоже засмеялся, представив себе, как тысячи энтериков упираются ногами и руками в то, что пытаются сдвинуть. Глупее ничего не придумаешь! Но стало веселее.

          - Больше десятка не уговорим, да и тех побросают в шахты как свихнувшихся. – И оба захохотали, ничуть не тяготясь трагическим финалом. – Ну, что, пойдём смотреть на гостя из прошлого?

          Только собрались выйти, как дверь распахнулась, и на пороге появилась высвеченная снаружи фигура внимательно вглядывающейся в них Стерры.

          - Чему веселитесь? Не того? – покрутила пальцем у виска.

          Она была одной из самых ярых активисток молодёжного движения жиразов, выбравших лозунгом: «Живём только раз!» и потому не признающих никаких запретов и ограничений – «Как я хочу, так и должно быть!». Обоим хохотунам особенно не нравилось, что энергичная активистка совала свой коротенький нос везде и всюду, где не надо и куда её не звали. Не ждали, конечно, и приятели.

-------

          Это самое движение возникло недавно и, всё более разрастаясь, расшатывало закреплённые жёсткой дисциплиной устои энтерийского общества. Добровольные участники движения ничего не требовали, ничем не возмущались, не пытались что-то изменить, они просто жили по своим понятиям, основными из которых были: всё должно быть предельно просто, главное – это я и мои желания, а среди них – тусовка с оглушительной ритмичной музыкой, наркотики, свободные танцы и немного секса. На большой их уже не хватало. Они не требовали ни должностей, ни привилегий, соглашаясь на любую работу, куда бы их ни послали, и выполняли задания согласно нормам, но не более, понимая, что не выполнив, могут загреметь в подземный сборник. На работе жили по общим законам, а вне работы – по тусовочному беззаконию, отгораживаясь от общественной жизни города. В тусовке они были все равны и все вроде бы главные, и даже там каждый жил своей отдельной жизнью, нисколько не интересуясь жизнью соседей. Для общего развития города они были интеллектуальным и моральным тупиком, грозившим заполниться до катастрофического предела, когда старшие энтерики уже не смогут выполнять функции строительства и обновления необходимой для выживания инфраструктуры и обеспечивающего её производства. Но молодых это мало беспокоило. Ими напрочь отвергались все мысли о будущем, так же как и жалость, сострадание, участливость, желание защитить слабого и помочь страждущему. Им ничего не стоило убить неприятного для них человека, наврать с гору ради развлечения. Моральных заповедей и ограничений не существовало: бери всё сейчас и сколько хочется! Любовь превратилась в старческий анахронизм, не достойный даже упоминания. Всеобщее равнодушие как язва разъедало молодое поколение энтериков, предопределяя всеобщее самоубийство.

          Стерра ничем не отличалась от других жиразов, утратив женскую сердобольность. Да и вообще в ней не осталось ничего женского, даже во внешности. Фигура под стать рамировской, без каких-либо отличительных половых признаков, и вела себя она почище заправских мужчин – настырно, нагло, навязчиво, бесстыдно, не церемонясь и не обращая внимания на неодобрительные взгляды старших. Она никогда не рожала, не собиралась обременять себя родами, да и не могла этого сделать, утратив женские гормоны, и весь эмоциональный заряд и всё свободное время посвящала тусовке и защите её интересов. Порой складывалось впечатление, что проныра шпионила, вынюхивая и выслеживая противников, но для каких целей – было неясно. Работала она мединъекционистом и была на хорошем счету, поскольку, избавившись от жалостливости, действовала строго по инструкции, не поддавалась ни на какие уговоры увеличить обязательную утреннюю дозу наркопитательного раствора. Рамиру она была неприятна.

          Независимо протиснувшись между архиголиками, она подошла к не выключенному монитору.

          - Что это? Какая мерзость! - увидела ромашку. – И с чем это едят?

          Микрар понимающе усмехнулся.

          - В стародавние времена наши предки мужчины дарили такие цветы женщинам в знак любви.

          Стерра уставилась на него непонимающим взглядом.

          - Попробовал бы кто-нибудь подарить мне такую бесполезную гадость – вмиг бы прикончила! – Серое лицо её исказила отвратительная гримаса.