Последний тур. История первая. Дело чёрного старика

Габашидзе и Куприянов одновременно посмотрели на заместителя, как смотрят на самого отсталого двоечника в классе. Лялин сразу всё понял и виновато опустил голову.

– Ладно, Василий Иванович, – протянул руку сыщику полковник, – иди, раскручивай свой раритет.

Василий ответил на рукопожатие и пошёл к выходу. Тут Габашидзе его остановил вопросом:

– Василий, а сколько там было эпизодов?

– Пятнадцать.

– Эх ты, – крякнул Лялин, – за пятнадцать эпизодов вора не поймали! Хороши были сыщики! – глаза зама блеснули ехидством.

Михаил махнул Куприянову, чтобы тот выходил, а он попытается втолковать Лялину, что преступники гораздо умнее и хитрее, чем представляет себе Александр Николаевич.

1972 год. 12 мая. 21:05

Люба сегодня устала как никогда. Она еле тащила ноги. В театре был утренний спектакль, а потом изнурительная репетиция. Труппа готовилась выезжать на гастроли. Люба Пожарская пришла в труппу сразу после театрального училища. Ещё за год до окончания она знала, что будет служить в этом областном театре. Главный режиссёр театра Борис Забродский заметил талантливую девушку на экзаменах и предложил Любе место. Пожарская, девушка прагматичная и трезво оценивающая свои возможности в провинции, недолго думая, согласилась. И вот теперь, благодаря своей внешности, таланту и, конечно, не без лёгкой руки Бориса Константиновича, Любовь Пожарская ведущая молодая актриса известного в стране театра. Поклонники, внимание влиятельных мужчин, ненависть, порой совершенно не прикрытая, со стороны женской половины театрального коллектива. Все эти незабвенные атрибуты театрального закулисья теперь стали спутниками жизни Любы Пожарской.

Жила Пожарская в трёхэтажном доме послевоенной постройки. Квартира досталась ей от отца. После смерти мамы, Люба тогда оканчивала первый курс, отец женился на своей сотруднице и переехал в другой город. С тех пор они не виделись. Только письма и несколько телефонных звонков. Но материально Владимир Гаврилович, так звали отца, Любу не бросал. Он обеспечивал её вплоть до окончания училища.

В этот тёплый майский вечер, подходя к своему подъезду, Люба остановилась, доставая ключ из сумочки. Лучше это было сделать перед входом в подъезд. Здесь хотя бы светила тусклая лампочка, а внутри было как всегда темным-темно.

– Любаша, девочка моя! – вдруг услышала Пожарская хрипловатый женский голос. Какие-то знакомые нотки в этом голосе были. – Что, не признала меня?

Люба пыталась понять кто перед ней. Женщина стояла спиной к слабой лампочке, поэтому разглядеть можно было только её контур. А вот лицо было полностью в тени.

– Иди, обними тётю Риту! – женщина развела руки и двинулась навстречу Пожарской. – Чай не признала, племяшка?

– Господи! Тётя Рита, вы что ли?

– Так я это, я!

Тётя Рита крепко прижала хрупкую девушку к себе. Нельзя сказать, что Люба обрадовалась внезапному появлению Маргариты, маминой сестры. Племянница не видела свою родственницу лет десять. И, честно говоря, не думала, что когда-нибудь свидится с ней. Ни мать Любы, ни отец не жаловали Маргариту Львовну. Были на то причины. Но Люба помнила, что в детстве и отрочестве ей было с тёткой интересно. Она была тогда весёлая, озорная и жила совсем не по советским правилам. Красиво одевалась и делала Любе подарки в тайне от родителей. Кстати, так же как и Люба, училась в театральном. Но в профессию так и не пошла. Маргарита пошла совсем другим путём.

– Так что же мы стоим? – вдруг очнулась Пожарская. – Пойдёмте в дом.

Женщины поднялись в квартиру. Маргарита поставила у порога свой небольшой чемодан и бросила на него серый плащ, до сих пор висевший на руке. Небрежно скинула стоптанные туфли и пошла осматривать квартиру. Люба всё это время наблюдала за родственницей с неким удивлением. При свете Маргарита выглядела совсем неважно. Когда-то эффектная, зеленоглазая красавица превратилась в перезревшую тётку. Талия пропала, волосы скорее похожи на копну соломы, морщины прорезались не только на лице, но и на шее, да и сама шея стала заметно короче. «Тётка, – подумала Пожарская, разглядывая исподтишка Маргариту. – Такие тётки торгуют у нас квасом на улице летом. Все на одно лицо. Вернее, на одну фигуру. Инкубаторские».

– А Гаврилович– то, где? – прервала размышления Любы тётя.

– Папа давно живёт в другом городе. У него новая семья.

– Ишь ты! Тихоня, тихоня, а бац и в дамки. Шустрый мужичок твой папа.

– Не суди, да не судим будешь, – процитировала Люба и строго посмотрела на Риту. – Это все ваши вещи? – Люба указала на чемодан и плащ.

– Все, – со странной улыбкой ответила тётя.

– Несите их в мою комнату. Спать будете там. А я перейду в мамину спальню. Потом приходите на кухню, сделаем ужин.

После ужина Маргарита принесла из чемодана коробочку с «Герцеговиной флор». Она держала папиросу между пальцев, стараясь не помять мундштук. Чиркнула спичка, струйка сизого дыма поползла к потолку. Рита затянулась несколько раз и, подперев голову рукой, усталыми глазами стала рассматривать племянницу.

– Красивая ты, Любаша. Нашего ты племени.