Последний ученик да Винчи

Старыгин медленно двинулся вперед, стараясь ни с кем не сближаться, старательно обходя облаченные в длинные плащи фигуры.

Там, в дальнем конце зала, под витражом, изображающим древнее чудовище, стояло что-то вроде алтаря, на котором виднелась огромная книга в черном кожаном переплете. Возле алтаря на каменных плитах тускло светилась жаровня из кованой меди, и над ней курился голубоватый дымок, медленно расползаясь по залу. Позади алтаря, возле самой стены, стоял громоздкий саркофаг из черного камня.

Двигаясь к алтарю, Дмитрий Алексеевич случайно бросил взгляд на стену и разглядел покрывавшую ее каменную резьбу.

Он никогда не видел ничего подобного. Вся стена была покрыта переплетающимися, извивающимися чудовищами — василиски, амфисбены, мантикоры и другие адские создания сражались между собой, совокуплялись, пожирали друг друга, перетекали одно в другое, превращались в новых, еще более чудовищных монстров. Вот василиск с чудовищным хвостом амфисбены, вот другой — с двенадцатью когтистыми лапами, а у этого выросли за спиной кожистые крылья летучей мыши…

Старыгин вздрогнул и отвернулся от стены, пораженный и взволнованный страшной фантазией древнего мастера.

Неожиданно в высоте, над головами присутствующих, раздался долгий, протяжный, тоскливый звук, напоминающий колокольный звон, но чем-то неуловимо от него отличающийся. Этому звуку ответили хриплые голоса труб.

Все присутствующие затихли и замерли, дружно повернувшись в сторону алтаря.

На возвышении за алтарем появился еще один человек. Так же, как остальные, он был одет в длинный черный плащ с капюшоном, закрывающим лицо, но в его фигуре, в его осанке чувствовались уверенность и сила.

Старыгин понял, что это — тот же самый человек, которого он видел в Риме, в святилище под катакомбами святой Присциллы, тот, кого Азраил называл Повелителем.

Звуки труб смолкли, и Повелитель поднял руку, как бы требуя внимания. Впрочем, это было совершенно излишне, все взоры и так были прикованы к нему, все присутствующие и так внимательно ловили каждое его слово.

И тогда он запел.

Старыгин внутренне был готов к тому, что произойдет, потому что помнил сцену в катакомбах, но все равно та странная песня, что зазвучала в каменных стенах святилища, невольно захватила его. Напоминающая католический хорал, но несравненно более древняя и мрачная, эта песня наполнила его тоскливым предчувствием чего-то ужасного и неминуемого и вместе с тем вызвала желание присоединиться к мрачному хору, стать одним из посвященных, слиться с ними… Казалось, что стены расступились, вокруг раскинулась безграничная степь, по которой бежали люди с пылающими дымными факелами, то ли кого-то преследуя, то ли от кого-то убегая, и Старыгин был одним из них…

Он почувствовал опьянение от этого бега, его голова кружилась, казалось, еще немного, и он утратит самого себя, утратит собственное "я", сольется со своими попутчиками, со своей стаей…

Он встряхнул головой, сбросив жуткое наваждение, и огляделся. Все окружавшие его люди были захвачены пением, они раскачивались в такт мелодии, у некоторых упали капюшоны и стали видны лица — мужские и женские, старые и молодые, но одинаково опустошенные, с полузакрытыми глазами…

Старыгин повернулся к алтарю и увидел Повелителя. Он один не пел; начав эту древнюю песню и убедившись, что все присутствующие подхватили ее и подпали под ее власть, он замолчал и теперь медленно обводил зал взглядом, как бы проверяя свою паству. Вот он повернулся в сторону Дмитрия Алексеевича. Лица его по-прежнему не было видно, но из темноты, скрывающейся под капюшоном, блеснули яркие, внимательные, все замечающие глаза. Старыгин приоткрыл рот, делая вид, что подпевает своим соседям, и всей своей фигурой изобразил опьянение древней музыкой. Тем не менее внимательный взгляд Повелителя подозрительно задержался на нем, и только через бесконечно долгую секунду переместился дальше.

Оглядев свою паству, Повелитель отступил в сторону и бросил на тускло рдевшую рядом с алтарем жаровню несколько крупных красноватых зерен. Струящийся над жаровней сизый дым стал гуще. Старыгин почувствовал его сладковатый, дурманящий аромат и невольно задержал дыхание.

Пение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Несколько секунд в зале царила напряженная, гнетущая тишина, затем люди зашевелились, как бы оживая или просыпаясь после тяжелого, мучительного сна, полного кошмаров.

И тогда, не давая им опомниться, Повелитель заговорил.

— Братья! Вы верно и преданно служили мне. Нет, не мне — вы служили нашему общему Повелителю, более древнему, чем сама Земля. Ваше служение не пропадет напрасно, каждому из вас воздается сторицей. Как было предсказано, вы будете равны богам. Безграничная власть, бесконечная жизнь, полная невиданных радостей и наслаждений, — вот что ждет вас. Остальные же, те, кто молился своим слепым богам или жил, закрыв глаза и не задумываясь о завтрашнем дне, — они будут ввергнуты в пучину ада! — И Повелитель показал на стены зала, покрытые чудовищной резьбой.

По рядам прокатился одобрительный гул.