Последний ученик да Винчи

— Куда я денусь? — пропыхтел мужчина. — Пытаюсь понять, где мы находимся… ознакомиться с нашей мышеловкой, так сказать, наощупь…

Неожиданно горячая мужская рука дотронулась до Машиной щеки. Девушка почувствовала странное спокойствие. Несмотря на то, что она оказалась в безвыходном положении, в темной подземной тюрьме, и не имела никакой надежды выбраться отсюда без посторонней помощи, то, что рядом с ней находился Старыгин, непонятным образом делало ее почти счастливой. Удивительно, но ей совсем не хотелось покидать этот каменный мешок. И уж совсем не хотелось, чтобы Старыгин убирал руку с ее щеки.

Но он отдернул руку и в смущении проговорил:

— Ну, это точно не стена!

Маша хотела сказать ему что-то обидное, но вдруг Дмитрий Алексеевич радостно воскликнул:

— Вот это везение! Кажется, наш фонарь тоже здесь! Если он не разбился, это будет просто чудо!

Раздался негромкий щелчок, и Маша на какое-то мгновение ослепла от залившего помещение яркого электрического света.

Как только глаза привыкли к этому свету, она огляделась.

Это был действительно каменный мешок — узкая и тесная камера, стены которой уходили метра на три наверх, туда, откуда они свалились, ступив на поворачивающуюся плиту. Пол камеры был завален каким-то тряпьем, которое смягчило их падение. Старыгин полусидел совсем рядом с Машей, привалившись спиной к стене, и смотрел на нее странным, виноватым и вопросительным взглядом.

Он опустил глаза и удивленно проговорил:

— А это что такое?

В руке у него была старая потрепанная тетрадь, та самая тетрадь, которую Машин отец привез ей в аэропорт. Дневник ее деда. Видимо, при падении дневник выпал из-под ремня джинсов, где Маша держала его после случая в папском доме.

Она не успела остановить Старыгина. Тот уже раскрыл дневник и удивленно проговорил:

— Здесь стоит имя Арсения Ивановича Магницкого, вашего деда!

— Да, это его дневник, — отозвалась Маша.

— Так он был у вас все время? — Старыгин удивленно посмотрел на девушку.

— Да, был, — огрызнулась она. — Я что — должна рассказывать вам о каждой своей вещи, о каждом шаге?

— Нет, конечно, — Дмитрий Алексеевич ничуть не смутился. — Но эти записи касаются его пребывания в Риме… возможно, они могли бы нам помочь…

— Все равно я не смогла их прочесть, кроме нескольких первых строк. — Маша почувствовала неловкость из-за своей вспышки. Она сама не понимала, что с ней происходит: Старыгин то привлекал ее, то раздражал и отталкивал. Ей то хотелось нагрубить ему, то приласкать. И очень хотелось еще раз прикоснуться к его колючей щеке…

— Можете попробовать сами, — проговорила она после неловкой паузы. — Может быть, у вас это получится. Хотя, конечно, сейчас не самый удачный момент для того, чтобы заниматься расшифровкой дневника двадцатилетней давности!

— Вы правы, — согласился Старыгин. — Хотя никакого другого занятия я не могу придумать. Разве что делать на стене зарубки, отмечая каждый прожитый день. Кажется, нам придется провести здесь немало времени.

— Вряд ли. — Маша подняла голову, бросив взгляд на теряющийся в темноте потолок камеры. — Боюсь, что тот, кто подстроил для нас эту ловушку, очень скоро объявится. Хотелось бы знать, какие у него планы относительно нас.

Ей вдруг очень захотелось есть. Она вспомнила уютную трапезную папского дома и замечательную монастырскую пищу, простую, но очень вкусную, и сглотнула слюну.

Старыгин не нашел, что ответить, и на какое-то время замолчал, внимательно осматривая стены каменного мешка. Они были, как ни странно, очень ровными, без выступов и углублений, так что вскарабкаться по ним не удалось бы даже хорошему альпинисту.

— Давайте я попробую подсадить вас, — предложил он Маше. — Может быть, выше удастся найти в стене выступ и дотянуться до потолка. Он поворачивающийся, и вы наверняка сможете выбраться отсюда…

— Вряд ли из этого что-то выйдет. — Маша стояла, запрокинув голову. — Кроме того, наверху нас, скорее всего, уже поджидают. Хотя… вы видите, там, выше, в стену вделана какая-то плита… кажется, на ней что-то написано… а вдруг нам это поможет?

Старыгин подумал, что лучше делать хоть что-нибудь, чем сидеть на полу камеры и дожидаться неизвестно чего. Он встал возле стены и сложил руки в замок, тем самым превратившись в живую лестницу. Маша вскарабкалась ему на плечи, оперлась о стену и осветила фонарем почти сливающуюся со стеной каменную плиту.

— Здесь какие-то знаки, — сообщила она своему спутнику, — надпись, выбитая в камне маленькими клинышками!

— Что-то вроде ассирийской клинописи? — заинтересовался реставратор. — Откуда это могло здесь взяться?

— Понятия не имею… а еще какое-то круглое углубление… небольшое и очень ровное… вы знаете, по размеру оно точно подходит для…

— Для чего? — переспросил Старыгин, запрокинув голову.

— Стойте спокойно! — прикрикнула на него Маша. — А то я свалюсь!

Повинуясь неожиданному побуждению, она вытащила из-под рубашки пентагондодекаэдр и вложила его в круглое углубление.