Последний ученик да Винчи

Камаль вовсю жал на газ и лихо крутил руль, объезжая высокие барханы. Он во весь голос распевал какую-то восточную песню, в которой через слово звучало с трудом переводимое на европейские языки, но и без перевода понятное слово «хабиби». Джип подскакивал на неровностях почвы и приземлялся на все четыре колеса.

В этой бешеной гонке по пустыне было что-то от ночного полета на катере через море, от одного континента до другого. Та же бесшабашность, то же презрение к опасности.

— Смотрите! — Камаль махнул рукой вправо, в бескрайнюю пустыню. Маша проследила за его жестом и увидела на горизонте огромное сверкающее озеро, по берегам которого покачивались верхушки стройных пальм.

— Оазис? — спросила девушка.

— Мираж, — коротко ответил водитель.

Прошло еще полчаса, и слева на горизонте снова показалась узкая сверкающая полоса. Маша приподнялась на сиденье и указала на нее Камалю:

— Мираж?

— Шоссе, — отозвался тот и круто вывернул руль влево.

Джип стремительно пролетел последнюю песчаную перемычку и вылетел на гладкое шоссе, пустынное в этот ранний утренний час. Скорость сразу увеличилась.

Через час с одной стороны от дороги показались невысокие тускло-коричневые горы, с другой — в монотонный пейзаж пустыни начали вклиниваться полосы темной земли, расцвеченные зеленью пышной растительности. Прошло еще около часа, и все пространство по сторонам шоссе зазеленело рощами, полями и садами: машина приближалась к благодатной нильской долине с ее тяжелой, плодородной землей, пять тысяч лет питающей многочисленное разноплеменное население Египта. На шоссе появилось много машин — шустрых стареньких легковушек, грузовичков окрестных крестьян и мелких торговцев, сверкающих темным лаком «Мерседесов» обитателей загородных вилл. Приближались окрестности Каира.

Шоссе плавно перетекло в оживленную городскую улицу. Справа промелькнул стройный легкий минарет, купол мечети, облицованный голубой глазурью. Промелькнула низкая темная ограда мусульманского кладбища. Вплотную к нему примыкали полуразрушенные, кое-как подлатанные ржавой жестью и фанерой лачуги. И сразу за ними — роскошная вилла с мраморным фронтоном, утопающая в прохладной зелени сада.

«Каир — город контрастов!» — вспомнила Маша забытое словосочетание. Вокруг нее действительно был самый настоящий город контрастов.

Слева между домами мелькнула тусклая зелень, и вдруг показался во всей красе Нил — медлительный, широкий, могучий, желтовато-зеленый, тысячелетие за тысячелетием несущий в море свои благодатные воды. По его спокойной глади проносились маленькие юркие моторки и плоскодонные парусные лодки, и он нес их с тем же безмятежным равнодушием, с каким за три тысячи лет до того нес быстрые финикийские галеры и погребальные ладьи фараонов. На другом берегу Нила виднелись современные небоскребы и ажурная вышка телебашни, похожая на еще один из сотен каирских минаретов.

Вдали промелькнул знакомый по многочисленным альбомам и рекламным плакатам силуэт мечети Султана Хасана и соседствующей с ней Аль Рифаи.

Наконец машина выехала на широкую аллею, с двух сторон обсаженную пальмами.

— Египетский музей, — объявил Камаль, припарковав джип около высокой ограды.

Он получил свои деньги и тут же укатил прочь, не ответив на слова прощания и не оглянувшись.

— Добро пожаловать в Каир! — вздохнул Старыгин и с любопытством огляделся по сторонам.

— Что вы все время вздыхаете? — не выдержала Маша.

— По привычке. А что вы все время огрызаетесь? — отбил мяч Дмитрий Алексеевич. — И не нужно ко мне цепляться, я так же устал и голоден, как вы.

Разумеется, он был прав, но Маша не стала извиняться за грубость — обойдется.

— Мы напрасно теряем время на бесполезные разговоры! — воскликнула она, оглядевшись по сторонам.

— Напротив, у нас еще больше часа до назначенного срока. Насколько я помню, та дама в Риме говорила, что она передаст дневник в половине третьего. Откровенно говоря, не думал, что мы успеем вовремя. Наши друзья-контрабандисты побили все рекорды скорости.

— Мы пока еще ничего не сделали, — сказала Маша из чистого упрямства.

На площади перед музеем роились толпы туристов. Слышался шум и разноязыкий говор. Перед входом в музей вытянулась довольно длинная очередь.

— Постойте-ка! — Маша потянула своего спутника чуть в сторону, где разложили свои товары торговцы различными сувенирами. — Вы что — так и собираетесь идти искать ту самую статую? Здесь мы слишком бросаемся в глаза…

Она выбрала у маленького араба, похожего на жука, клетчатый платок, так называемую «арафатку». Многие мужчины покупали ее, чтобы защититься от палящего солнца.

— Держите! — Маша протянула Старыгину большие темные очки, а себе вытащила из груды разноцветных материй бирюзовый полупрозрачный платок, в какой арабские женщины заматываются, оставляя открытыми лишь яркие глаза.

Араб откровенно загляделся на ее зеленые глаза, засмеялся и тоненькой ручкой, и вправду похожей на жучиную лапку, указал на кожаную куртку.