Последний ученик магистра

Вот чем заполнить пять часов? Магией заниматься нельзя, слишком много свидетелей. Принял «заправщика», глянул в камень кулона, уровень сияния приблизился к половине объема. Что ж, это радует. Раскрыл футляр с сатуром, достал инструмент, перебрал пальцами струны, тихонечко запел вспомнившуюся мне почему-то «Призрачно все в этом мире бушующем…». Когда закончил песню, с удивлением понял, что исполнял я ее на местном языке. «Либо слова были очень просты для перевода, либо магистр помог», – подумалось мне.

– Ассоциации, друг мой, ассоциации, – донеслось откуда то.

А ведь верно, русский язык воспринялся как иностранный, построился ассоциативный ряд, и вуаля! Вот вам автоматический перевод. А если попробовать еще одну? Ну-ка, что-нибудь из Высоцкого: «Четыре года рыскал в море наш корсар…»

Конечно, голос не с хрипотцой, и пою я не с такой экспрессией, как ее автор, но тоже ничего, вон как слушателей пробрало. Стоп! Откуда столько народу? На берегу около костра стояла, сидела толпа, кто-то разжигал еще один костер. Послышался голос:

– Спойте еще, ваша милость, песни ваши до печенок пробирают. Ночь длинная, а так и для вас, и для нас пролетит незаметно.

Не теша свое самолюбие, а действительно из-за того, что ночь длинна, я ответил:

– Добро, слушайте.

Ой, то не вечер, то не вечер,

Нам малым-мало спалось…

Пришлось, конечно «есаула» заменить на «друга», но, в общем, исполнение удалось. Потом сыграл мелодию без слов, потом снова песню, и снова мелодию.

– Сьерж, – обратился ко мне по имени пивший со мной на брудершафт земляк, – вы очень необычно играете на сатуре. Я сам поигрываю, но такой манеры до сих пор не видел. А песни? Вы исполняете их так, как будто сами участвовали в абордажах и в конных атаках.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес я, вспоминая десяток жизней, прожитых в процессе обучения и практики в школе бретеров.

– Что значит «может быть»?

– Ой, да не берите в голову, дружище, такую манеру игры на подобном инструменте я подглядел во время путешествий у одного бродячего музыканта. Пришлось даже оплатить ему выпивку и ужин, чтобы он дал мне пару уроков. Вот и своего молодого спутника я тоже обучил этой манере игры. Мне так удобно. А песни? Так их тысячи, немного экспрессии, немного переделки, естественно, немного репетиций, и вот вам результат: толпа благодарных слушателей.

– Одно дело услаждать музыкой благородных ванов, и другое – фиглярничать перед простолюдинами.

– То есть вы только что обозвали меня фигляром? Шутом? Ван, идите, проведите остаток ночи с близкими вам людьми. Напишите завещание. Боюсь, будущего у вас уже нет, утром я буду ждать вас на берегу, дабы показать вам разницу меж ваном и шутом. Подите прочь! Испортил песню, дурак!

Я положил сатур в футляр, захлопнул и закрыл на защелки крышку. Настроение было напрочь испорчено. Кофе остыл, и я раздраженно выплеснул его за борт. Сошел с баржи на берег, разделся и нырнул в прохладные воды. Звездное небо, Старший Брат, чистый воздух. Если бы не испорченное настроение, ночь можно было бы считать волшебной. Вышел из воды, обтерся своей же рубашкой, сплюнув от досады о забытом полотенце, оделся, обулся и, накинув перевязь шпаги на голое тело, подошел к костру. Мне уступили лучшее место с наветренной стороны, кто-то сбегал за жердью. Ее воткнули в песок, повесили на нее мою рубаху. И все это молча, как будто все прислушивались к пению цикад. Вспомнились почему-то сверчки на Земле, где-то я слышал байку, что они перед дождем перестают петь. Так вот, однажды я купился на это поверье. Представьте себе, летняя ночь, сверчки пиликают на скрипках свои «Семь сорок», я с подругой прогуливаюсь по парку. Лепота! Я как раз объяснял девушке эту притчу, что «сверчки поют – дождя не будет». И вдруг! В небе сверкнула охрененная молния, раздался удар грома! Порыв ветра чуть не сшиб меня с ног, а затем хлынул ливень. Пока мы забежали в беседку, продуваемую всеми ветрами, успели вымокнуть до нитки. Кончилось это так же неожиданно, как и началось, громыхающая Перунова колесница уехала, ветер стих, слышно было только шлепанье тяжелых капель о дорожку. Мы стояли с подругой мокрые и грязные и затравленно осматривались. Закончилось приключение хорошо. До ее дома было ближе, рюмка чая для согрева, разделись, чтобы просушиться, да так до утра и не одевались.

На востоке загорелась рассветная полоса, слуги доваривали на кострах пищу, начали заводить лошадей, а ко мне подошел наш тамада.

– Мне рассказали, что у вас произошла ссора с вашим земляком.

– Да, мы не сошлись в оценках искусства, и музыкального в частности.

– Я прекрасно понимаю вас, ван. Но убив оскорбившего вас сегодня, вы ослабите тем самым нашу оборону завтра.

– Я приму его извинения, но они должны быть заявлены громко и недвусмысленно. В любом другом случае поединок до смерти одной из сторон, и поверьте мне на слово, это буду не я.