Последний удар

— Ну вот. Кто же из этой группы знал корректорские значки настолько хорошо, что неосознанно использовал их как элементы рисунка? Кто из группы мог по привычке использовать разрядку при выделении слов, как поступают только самые взыскательные пуристы из печатников? Кто из группы с наибольшей вероятностью мог употребить профессиональный типографский синоним слова «колофон»? Кто, кроме одного лица, профессионального типографа, настолько проникшегося духом своей профессии, что он возвысил ее, как кто-то когда-то сказал, до уровня подлинного искусства? Вы печатали эти карточки, мистер Крейг. Вы нацарапали эти рисунки. Вы посылали эти подарки. Вы нанесли «последний удар» кинжалом в спину человека, которого приняли за своего подопечного. Вы наводили подозрение на самого себя.

Старик молчал. Он сидел, сжав потухшую трубку, покачивая правой ногой над боковой стенкой крыльца, двигая челюстями в глубокой задумчивости.

Наконец он сказал, почти с хитрецой:

— Говорите, я сам наводил на себя подозрение? И при этом сами только что сказали, что ни один разумный человек не станет изобретать столь изощренную систему наводок с единственной целью — изобличить самого себя. Вы мне сами признались, что именно поэтому вы и решили, что я — невинная жертва подлога.

— В январе тридцатого я был очень молод, — кивая, сказал Эллери. — А все выглядело вполне логично, не так ли? Да, никто бы не поверил, что разумный человек станет наводить подозрение на самого себя. И мне потребовалось более четверти века, чтобы понять, что разумный человек может навести на себя подозрения как раз по той причине, что никто этому не поверит.

Старик смеялся так долго и сильно, что начал задыхаться. Эллери встал и легонько постучал его по спине. Когда у Крейга кончился приступ, Эллери сел на место.

— Ты умен, мой мальчик, умен! — прохрипел старик.

— Вы, мистер Крейг, оказались намного умнее. Вы прочли мою книгу и, несомненно, выкачали из Джона все сведения обо мне. Вы вычислили все особенности моего мышления и, исходя из этого, построили свой план. Вы подбрасывали мне очевидное в уверенности, что я его отвергну. И вы оказались правы. Это был мастерский двойной блеф, который меня совершенно сбил с толку. Могу лишь засвидетельствовать вам свое запоздалое восхищение.

— Но как я рисковал, а? — Старик фыркнул от смеха. — Глупо так рисковать, да?

— Нет, — сказал Эллери. — Потому что вы рисковали гораздо большим. Вы хотели убить Джона. Но если бы вы убили его без особых затей, даже не оставив против себя никаких улик, то все равно оставались бы подозреваемым номер один. У вас ведь был мощнейший мотив желать Джону смерти до 6 января 1930 года. И скрыть этот мотив было бы невозможно. Согласно завещанию отца, если бы Джон умер до достижения двадцатипятилетнего возраста, вы, Артур Бенджамин Крейг, унаследовали бы все состояние Себастианов. Единственный способ, каким вы могли бы надеяться отвлечь внимание от этого мотива, — нарочито привлечь внимание к чему-то другому. Если бы меня удалось убедить, что кто-то умышленно наводит на вас подозрение в убийстве, то я посчитал бы ваш мотив чем-то таким, чем истинный убийца просто воспользовался в своих делах. И я не принял бы его в расчет. Так оно и вышло.

— Не сходится, — старик заговорил с некоторой озлобленностью. — На что бы мне, богатому человеку, еще и имущество Себастианов? Я что, произвел на вас впечатление такого стяжателя, мистер Куин?

— Нет, мистер Крейг, но дело было в самом конце 1929 года, спустя всего два месяца после крупнейшего в истории биржевого кризиса 22 октября. Он накрыл вас, как и сотни тысяч других. Но я не верю, что вы из тех, кто пошел бы на убийство, лишь бы возместить собственные материальные потери. Вы были душеприказчиком Джона Старшего, распоряжались имуществом, процентами со вкладов и прочим почти двадцать пять лет. Я полагаю, что именно вверенные вам капиталы вы неразумно проиграли на бирже, понадеявшись на те опасно высокие проценты, которые в ту пору были приманкой для всех, — а за это вы могли попасть в тюрьму. Единственный способ прикрыть ваши злоупотребления — избавиться от Джона, пока он не стал законным владельцем состояния. Тогда изрядно пощипанное наследство перешло бы к вам, и никто ничего не узнал бы. Был, конечно, и другой вариант — не убивать Джона, а признаться ему, что унаследует он мало или вовсе ничего, и отдаться на его милость. Но я полагаю, мистер Крейг, что у вас имелись основания не слишком-то уповать на милость Джона. Я и сам ощущал в нем некоторую подспудную жестокость. Вы же не сомневались, что он не только заставит вас ликвидировать все ваше имущество и передать ему, но и в придачу засадит вас в тюрьму. И вот чтобы не попасть за решетку, вы и приготовились совершить убийство.

— Да, — пробурчал старик. — И все пошло прахом. От наследства не осталось ни цента. За те два месяца после краха я все рассчитал: подарки собрал, отпечатал стишки на машинке, которую припрятал в типографии. Все для вас приготовил, все до последней мелочи…

Его голос перешел на хнычущий шепот: