Последний вечер в Лондоне

Желание накрыло ее, словно морская волна, грозящая утянуть под воду. Может, так проявлялась естественная реакция на угрозу жизни, а может, это происходило просто потому, что Грэм смотрел на нее этими самыми глазами, и они были совершенно одни в зеленом оазисе центра Лондона. Приподнявшись на цыпочках, она прижалась лицом к его шее и прошептала:

– Нам его хватает.

Она чувствовала, как у него под кожей скачет пульс, и ей казалось, что ее собственный пульс старается поспеть за ним. Словно они были единым целым.

Затем она взяла Грэма за руку и повела обратно, в пустой туннель; потребность в нем пересиливала ее страх и нерешительность. И твердую уверенность в том, что он совершенно прав насчет людей и тайн.

Она не поехала с ним на железнодорожную станцию, желая, чтобы его последним воспоминанием о ней стало не заплаканное лицо на забитой людьми платформе, а растрепанная и полностью удовлетворенная женщина, которая обещала ему дождаться и любить его вечно.

И всю эту длинную первую ночь войны, пока Прешес в соседней комнате оплакивала мир, который внезапно стал слишком большим и слишком злым, а после забылась сном, пока сама Ева сжимала в руках дельфина из слоновой кости и молилась Господу, в существование которого даже не верила, она вспоминала запах свежескошенной травы, теплый, почти летний день и ощущение серо-голубой ткани на коже и под дрожащими пальцами.

Глава 24

Лондон

май 2019 года

Я проснулась посреди ночи и вскочила с постели от какого-то шума или движения, не успев толком понять, где нахожусь. Я включила светильник у кровати. Растерянно заморгав, я окинула взглядом незнакомую мебель и заметила напротив кровати открытый шкаф, набитый старомодными платьями, на каждом из которых висел аккуратный ярлычок с описанием, сделанным Прешес. Платья колыхались, словно кто-то только что прошел мимо них. Я прищурилась и подождала, пока мои глаза привыкнут, чтобы убедиться, что окружающая обстановка никуда не денется.

И даже тогда мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что я в квартире Прешес, которую она делила с Евой до войны. Из соседней спальни раздался слабый сдавленный стон. Я подбежала к двери и открыла ее, чтобы лучше слышать.

Лаура и Оскар спали рядом в другой спальне, но с их конца коридора не раздавалось ни звука. Я подошла к двери Прешес и, коротко постучав, вошла в пустую гостиную, освещенную небольшим светильником. Постучав еще раз, я вошла в спальню. Все окна были открыты: комнату заполняли тихие звуки птичьего щебетания и запах скошенной травы из парка. Несмотря на то, что здание стояло на Мэрилебон-Роуд, задняя сторона, на которую выходили окна спален, вполне могла сойти за деревню из-за отсутствия уличного шума.

В комнату лился лунный свет, падая на белое покрывало на пустой кровати. Я вздрогнула и тут же рванула вперед, ожидая найти Прешес на полу. Но вместо этого я снова услышала стон, исходящий от стула возле окна, и прищурилась, давая глазам освоиться в залитой лунным светом комнате.

Прешес сидела совершенно неподвижно, склонив голову над чем-то у себя на коленях. Неприбранные волосы рассыпались вокруг оплечий ее блеклой ночной сорочки, а лунный свет выбелил их до цвета хлопка. Она подняла на меня глаза – лунный свет превратил ее снова в двадцатидвухлетнюю девушку.

– Вы в порядке? – спросила я, подойдя сбоку и присев на колено. – Мне показалось, что я слышала, как вы кого-то зовете.

Это было не совсем верно, но я решила, что ей было легче принять такое, чем «я слышала, как вы стонете». Потому что стон можно было истолковать как слабость, а что-то в Прешес Дюбо не вязалось с этим словом.

– Я в порядке, – проговорила она, хотя влага на ее щеках говорила мне об обратном.

В окно потянуло холодом.

– Вам не холодно? Я могу закрыть их.

Я хотела подняться, но она положила ладонь мне на руку.

– Не нужно. Мне нравится свежий воздух.

– Почему вы не в кровати?

– Наверное, мне стоит спросить тебя о том же.

Она мне так сильно напомнила тетю Люсинду, что я не сдержала улыбки.

– Я хотела узнать, не нужно ли вам чего. На часах полчетвертого утра.

– Да? – В ее голосе чувствовалась усталость. Не изнеможение и не разбитость, а что-то глубокое, с самого дна души, годами терзавшее ее. – Время для меня теперь течет иначе. Я знаю, оно здесь, ждет меня. Это как смотреть на остановившиеся часы, когда все еще слышишь их тиканье. – Она немного склонила голову. Мягкий свет залил ее лицо, стирая морщины вокруг рта и глаз. – Как и ты, Мэдди. Но я стара, мне положено.

Ее слова больно кольнули меня.

– Что вы имеете в виду?

Я скорее услышала шорох ткани, чем увидела, как она пожимает плечами.

– Ты слишком молода, чтобы знать, чем закончится твоя история. Ты даже еще не поняла, что в жизни больше чем одна история. И каждая из них заканчивается отдельно. Конец одной истории совершенно не означает, что закончилась ты.

Я изобразила беззаботность, которой не ощущала.

– И мне потребуется девяносто девять лет, чтобы понять это?