Последний вечер в Лондоне

Грэм поднялся, и его улыбка поблекла, когда он увидел Алекса за спиной Евы. Ева бросилась через всю комнату к нему. Он колебался всего мгновение, а затем заключил ее в объятия, не заботясь о присутствии остальных.

– Ты здесь. Ты в самом деле здесь, – прошептала Ева. Она зарылась лицом ему в шею, вдыхая запах, присущий только ему, который теперь перемешивался с запахом натуральной шерсти. Она хотела остаться там навсегда, заставить исчезнуть Алекса, Прешес и весь остальной мир, чтобы остались только они вдвоем.

Вместо этого она услышала, как Алекс пересек комнату, почувствовала, как Грэм отодвинул ее в сторону, крепко держа за талию, и пожал протянутую руку Алекса.

– Рад видеть тебя в целости и сохранности, старина, – жизнерадостно приветствовал его Алекс. – Мы не ожидали, что ты появишься в Лондоне так скоро.

– И я не ожидал. Мне удалось договориться и получить увольнение на вечер. – Он перевел взгляд на Еву, отметив, что она в одних чулках, а затем его взгляд вернулся к Алексу. – Завтра меня отправляют на другую базу для дальнейшей подготовки.

– Куда, Грэм? – спросила Ева. – Поближе к Лондону?

Он помолчал, не сводя с нее взгляда.

– Я не вправе говорить об этом. – Он убрал руку с ее талии и взглянул на Алекса. – Не ожидал встретить тебя здесь.

Он произнес это беспечно, но что-то в его интонации заставило Еву вздрогнуть.

– Мы столкнулись в кафе «Хорват». Совершенно случайно.

Она оправдывалась, но не понимала почему. Может, из-за чувства вины от того, что она отдавала письма Грэма Алексу. Не то чтобы у нее оставался выбор, или она планировала встретиться с Алексом, или даже хотела сделать это. Но что-то в интонации Грэма заставляло ее объясняться.

– Уверен, так и было, Ева.

Голос Грэма звучал почти грубо, хотя он продолжал улыбаться.

У Евы упало сердце.

– Когда ты должен вернуться?

– Сегодня ночью. Я должен успеть на поезд в три десять с Юстона.

– Но это же даже не целый день.

Ева чувствовала, что вот-вот расплачется, хотя ее сердце пело от осознания того, что он проделал столь долгий путь, чтобы повидаться с ней.

Грэм быстро взглянул в сторону Алекса и Прешес.

– К сожалению, да. А если Германия проигнорирует ультиматум Чемберлена, то, боюсь, мы окажемся на войне.

– Нам лучше остаться здесь и послушать радио, – посоветовал Алекс. – Осталось меньше часа.

Грэм взглянул на небольшие каретные часы на каминной полке, и на его лице мелькнуло раздражение.

– Так и поступим.

– Принесу что-нибудь перекусить, – вставая, сказала Прешес. – Я приготовила шахматный пирог и сладкий чай. Думаю, сахар возглавит список продовольственных ограничений, так что вполне сможем насладиться им.

Ева тоже вскочила, не желая сидеть на месте и слушать, как часы отсчитывают потерянные минуты – время, которое она и Грэм не могли провести наедине, – и ждать новостей, которые предрешат судьбы их всех.

– Я помогу, – пробормотала она и пошла на кухню вслед за Прешес.

Грэм подошел и включил радиоприемник, словно и сам ощущал то же беспокойство. Из кухни Ева расслышала, как диктор описывает эвакуацию лондонских детей, которая уже вовсю шла, словно война была уже делом решенным.

Когда Прешес и Ева вернулись, мужчины стояли возле радиоприемника – в комнате повисло напряжение, хотя и Алекс, и Грэм сохраняли пристойное спокойствие. Прешес расставила на столе закуски, и все из вежливости взяли тарелки и бокалы, но к еде так и не притронулись.

Текли минуты. Ева села на диван, к ней тут же присоединился Алекс. Грэм, похоже, этого не заметил; он сел рядом с Прешес в одно из двух мягких кресел, которые подругам подарила София.

Почувствовав острую необходимость в свежем воздухе и голубом небе, обеспокоенная Ева снова вскочила с места и пошла открывать створчатое окно в передней части комнаты. Звук уличного движения внизу должен был доказать, что жизнь продолжается, идет своим чередом. Потому что день за окном, без сомнений, был чересчур хорош для объявления войны. Она ни с кем не поделилась этой мыслью, понимая всю ее абсурдность, и все же не могла избавиться от желания верить в то, что подобное возможно.

Неподалеку церковный колокол пробил одиннадцать часов. Минуты продолжали течь в полном молчании, а от премьер-министра так ничего и не было. А затем безымянный диктор с безупречным произношением, которое Ева отрабатывала день за днем, произнес:

– Это Лондон. Сейчас вы прослушаете заявление премьер-министра.

Ева посмотрела на Грэма через всю комнату. Она жалела, что не сидела рядом с ним, держа его за руку и чувствуя его уверенность и надежность. Она посмотрела на часы. Минула четверть часа. Словно по невысказанному соглашению они снова сосредоточились на радиоприемнике, поглядывая на него так, словно из него внезапно мог появиться премьер-министр и присоединиться к ним в гостиной.