Последний вечер в Лондоне

– Подожди, – проговорила я. – Я еще не закончила. – Я снова полезла в рюкзак и на этот раз вынула фотографию выходящей из автомобиля женщины, чье лицо так же было обращено к нам в профиль, а затем одну из последних фотографий Прешес, которые я сделала в ее квартире. – Это одна и та же женщина, видите? Но эта… – Я подвинула фотографию женщины на скамейке ближе, чтобы мы могли сравнить. – Тут нос совершенно не как у женщины на скамейке. Совершенно прямой и ровный. И посмотрите. – Я постучала по фото, где была видна полускрытая родинка на шее Прешес. – И еще вот это. Она скрыта, но не до конца. Но на всех обрезанных фотографиях женщин с таким носом родинки не видно.

– Так это не одна и та же женщина? – спросила Гиацинт, как мне показалось, с ликованием в голосе. Словно ей приносили удовольствие головоломки, пусть и затрагивающие кого-то лично.

– Нет. Не одна и та же. – Я повернулась к отцу Колина. – Джеймс, будьте любезны, поверните немного голову, чтобы мы могли посмотреть на вас в профиль.

С озадаченным видом он сделал, как я просила. Я скорее почувствовала, чем услышала, вздох трех человек у меня за спиной. Я повернулась к Колину.

– Что думаешь?

– Даже не знаю… Но одно понятно – кем бы ни была эта женщина на скамейке, она каким-то образом в родстве с моим отцом. И со мной тоже, судя по всему.

– Но кто это? – спросил Джеймс. – Та самая неуловимая Ева?

Я так долго всматривалась в фотографию, что у меня начало расплываться в глазах. В моей голове эхом раздавались слова Прешес. То, что человек пропал, еще не значит, что он хочет, чтобы его нашли. Она говорила это про Еву. Как ей нравилось представлять, что Ева и Грэм сбежали вместе к дому у моря.

Я припомнила мысль, крутившуюся в голове, когда я в первый раз опорожнила сумочку в квартире Прешес. Мысль настолько возмутительная и фантастичная, что я отбросила ее, не желая считать соответствующей правде, хотя она занимала меня гораздо дольше, чем мне хотелось признать. Поразительно, как давно я это знала, но слишком погрузилась в собственную драму, чтобы поднять глаза и признать очевидность. И еще я знала: тайна – не моя.

Но пришло время Прешес объяснить, почему пропавший человек не хочет, чтобы его нашли. Пришло время помочь умирающей женщине найти искупление.

Я подняла глаза и встретилась с Колином взглядом.

– Нет, – сказала я. – Это определенно не Ева Харлоу.

Глава 37

Лондон

февраль 1941 года

В течение нескольких месяцев после признания Прешес Ева ждала. Ждала, когда Прешес начнет хоть что-нибудь планировать насчет будущего ребенка. Ждала, когда закончатся бомбардировки, когда прекратятся пожары, разрушения и смерти. Ждала, когда ее отпустит Алекс и когда потеплеет.

И она ждала Грэма.

Она не видела его с ноября, когда он целовал ее в подвале «Савоя». Когда сказал, что между ними так много недосказанного. Что они оба понаделали ошибок и им придется научиться прощать то, что не прощается. Она хотела спросить его, что это значит, хотела, чтобы он объяснился. Но он оставался неуловимым, призраком за каждым углом, когда она шла на работу или в ресторан с Алексом. Она чувствовала, что за ней присматривают, что́ ее, как ни странно, успокаивало. Она продолжала относить конверты на Честер-Террас, не понимая, кто ей скажет, когда можно прекратить это делать. И она ждала.

А еще она волновалась, по большей части за подругу и ее нерожденного ребенка – малыша, который, по подсчетам Прешес, должен был появиться в апреле. Ева снабдила ее ручкой и бумагой, но Прешес все не писала Полу по поводу ребенка. Немного стыдясь, Прешес призналась, что в последнюю их встречу Пол сказал, что женат. Общаться с ним она больше не хотела. Надежда Евы обратиться к его родителям за помощью растаяла, не оставив ей иного выбора, кроме надежды на то, что Пол сам свяжется с Прешес.

Рождество наступило и прошло – ничего примечательного. Погода оставалась пасмурной, влажной и морозной; и хотя многие уверяли, что зима не такая холодная, как в прошлом году, все же стужа и снег совершенно не добавляли рождественского настроения и не скрывали руин, сгрудившихся, словно испуганные дети, почти на каждой улице.

Единственным светлым пятном стало то, что собор Святого Павла пережил жестокий авианалет двадцать девятого декабря. «WVS» направили Еву готовить чай отряду пожарных, известному как Дозор Святого Павла. Она сидела в похожем на пещеру склепе под сводчатой аркой рядом с могилой лорда Нельсона, среди шинелей и шляп пожарных, с самодельной тележкой для чая, жестяными банками с печеньем и кувшинами с молоком. Она понятия не имела, что Гитлер выбрал именно эту ночь, чтобы Люфтваффе уничтожил знаменитый собор – вместе с тем, что осталось от боевого духа британцев.