Последний вечер в Лондоне

– Здесь нечего прощать. Времена тяжелые, и люди оказываются в тяжелых ситуациях. Мы делаем то, что можем, чтобы выжить. Я понял, что героические поступки не всегда совершаются из бескорыстных побуждений. Порой они совершаются, чтобы загладить свои предыдущие прегрешения. Не всем дается шанс на искупление.

Ева опустила голову, пряча наполнившиеся слезами глаза.

– Грэм сказал еще что-нибудь?

На губах Дэвида появилась легкая улыбка.

– Он хотел, чтобы я передал тебе, что он начал чертить планы дома у моря. Он сказал, что ты поймешь.

* * *

На следующее утро Ева вошла в «Хорват» с отработанной улыбкой актрисы в поисках беседы и чего-нибудь выпить и перекусить без продовольственных карточек. Она надела для уверенности платье, которое когда-то демонстрировала у Луштак, и была совершенно трезва. С той ночи в подвале «Савоя» с Грэмом, в бесконечном ожидании, когда произойдет событие, которому она и сама не могла дать название, она пила меньше. Она совершенно перестала пить в дневное время, желая быть начеку. Быть готовой. К чему – она и сама не знала.

Она с облегчением обнаружила мистера Данека за своим привычным столиком, развернутым к двери. Он работал в вечернюю смену, и она надеялась встретить его. При виде Евы выражение его лица не изменилось, словно он ожидал ее. Он подал знак принести кофе, когда она села напротив него.

– Прекрасно выглядишь, – проговорил он.

– Благодарю вас. – Она окинула помещение взглядом, не понимая, что или кого выискивает. Ей хотелось чего-то большего, чем просто соответствовать своей роли, ей хотелось быть сильной и умной. И отважной.

Но она не была такой. Она только умела делать вид, что она такая. В этом-то она была очень и очень хороша.

Мистер Данек глубоко затянулся сигаретой, затем затушил ее в переполненной пепельнице. Откинувшись на стуле, он внимательно посмотрел на нее.

– Я слышал, на побережье в это время года очень красиво.

Она внимательно посмотрела на него.

– Да? Я никогда об этом не думала.

– Думала. Ты уже давно подумываешь о том, чтобы уехать.

Ева смотрела на него, не отводя взгляда, жалея, что Дэвид не снабдил ее ни малейшим планом.

– Вы правы. Я хочу поехать в Дорсет. Проведать свою мать.

– А почему еще не уехала?

Она посмотрела в его спокойные глаза и почувствовала, как у нее слегка задрожали кончики пальцев.

– Даже если бы я знала, где она, я беспокоюсь за Прешес. Ей нужно ехать со мной, а путешествовать она сейчас не может.

Она вынула портсигар. Ладонь мистера Данека легла на него, прижав к столу.

Он постучал по надписи на латыни.

– «Предай сама, прежде чем предали тебя». Ты никогда не задавалась вопросом, почему он выбрал ее для тебя?

Ева не заметила, что имя Алекса не прозвучало. Она порывисто сглотнула.

– Он сказал мне, что однажды я пойму, что эти слова так же полезны для меня, как я – для него.

Мистер Данек поднял портсигар и предложил сигарету Еве. Он говорил очень тихо, словно бормотал себе под нос, поэтому Еве пришлось наклониться, чтобы расслышать слова.

– И ты поняла это?

Она подумала о новой должности мистера Данека в «Савое», о помощи в этом Алекса, и просьба Грэма прийти в «Хорват» стала обретать смысл.

– Да. – Она снова сглотнула. – А вы, мистер Данек? Вы полезны для него?

Он на мгновение задержал сигаретный дым в легких, а затем медленно выдохнул.

– Нет так полезен, как он думает.

Она накрыла ладонью портсигар, но он остановил ее, обвив крепкими пальцами ее запястье.

– Будь осторожна, Ева. Тигр опаснее всего, когда попадает в западню. – Он поглядел ей за плечо на почти пустой зал. Его взгляд ненадолго остановился на единственных посетителях: женщине и девочке, которые пили чай и делили на двоих кусок сладкого чешского пирога «бубланина» – редкого теперь угощения из-за нормирования сахара.

– Я не… – Она хотела сказать, что не понимает, о чем он говорит, что тут нет никаких тигров. Но она понимала. Хотя он и ошибался. Алекс был опасным всегда. Просто она слишком слаба, чтобы поверить в то, что может дать отпор. До той ночи, когда Грэм заставил ее почти поверить в то, что она достаточно отважная и сильная, чтобы выбирать, на какой она стороне.

Мистер Данек говорил мягким тоном.

– На что бы ты пошла, чтобы освободиться от него?

Она много раз размышляла над ответом на этот вопрос. И ответ никогда не менялся.

– На все, что угодно.

– Все, что угодно, – повторил мистер Данек. Он постучал по пепельнице, а затем взглянул на Еву с незнакомым ей доселе пылом.

– На какой ты стороне?

Она ответила, не задумываясь:

– На хорошей.

По его лицу скользнула тень улыбки.

– Рад это слышать. – Он выпустил несколько колечек дыма, поплывших к потолку. Голосом, таким, словно они обсуждали погоду, он проговорил: – Тебе нужно собрать чемодан для себя и Прешес, чтобы быть готовыми к отъезду в любую минуту. Мы не можем позволить себе роскошь ждать рождения ребенка. Понимаешь? Я выясню, где твоя мать, и когда сообщу тебе, то хочу, чтобы ты записала ее адрес на внутренней части своего саквояжа, где-нибудь в незаметном месте, ясно? И отвези его Софии. Она сохранит его, пока ты не будешь готова уезжать.