Выйдя из автобуса на Мэрилебон-Роуд, Ева торопливо шла по мостовой, ощущая запах весны, аромат наливающейся соком новой травы, напоминавший о доме. Правда, здесь, в Лондоне, он смешивался с едким привкусом мокрого асфальта и бензиновых выхлопов от нескончаемых верениц автомобилей и красных автобусов, выстроившихся вдоль дорог и тротуаров. Она размышляла, стала бы она скучать по ароматам Лондона, вернувшись в Йоркшир, стала бы тосковать по большому городу? Но, конечно же, не стала бы. Потому что домой она никогда не вернется. Только не теперь, когда она сумела сбросить с себя Этель Молтби, словно старое пальто, которое больше никогда не наденет.
Ева взбежала по ступенькам и остановилась у порога перевести дыхание. Ей нестерпимо хотелось скорее покончить с упаковкой кухонной утвари. Они переезжали на новую квартиру сразу после крупного показа. И ей хотелось, чтобы Прешес увидела ее великолепное желтое платье из подсобки Дома Луштак, за которое она заплатила пять шиллингов. Оно осталось с показа прошлого сезона, и на нем зияла огромная дыра, которую миссис Уильямс хитро замаскировала, добавив карманов. С этим платьем они с Прешес придумают массу нарядов, решила Ева, и это вполне оправдывает такую завышенную цену. Мать пришла бы в ужас от подобного расточительства, но Ева изо всех сил старалась не думать о ней, кроме тех дней, когда отправляла ей деньги.
Она вставила ключ в замок и застыла, услышав голоса – один определенно мужской – по ту сторону двери. Распахнув ее, она замерла на пороге, в изумлении уставившись на Грэма, сидевшего на изодранной кушетке: его изысканный вид никак не сочетался с окружающей обстановкой, но все же он умудрялся выглядеть непринужденно, куря сигарету. Прешес сидела на кресле неподалеку, пряча, слава Богу, большую дыру в середине подушки, из которой летели гусиные перья, если кто-нибудь слишком резко садился в кресло.
– Грэм, – проговорила Ева. Волнение от его присутствия перемешалось с тревогой из-за того, что он попал в ее квартиру. Он уезжал по рабочим делам – и очень туманно объяснил, каким именно, – и она не видела его с ужина у Софии три дня назад.
Но почему он оказался
– Любимая. – Грэм затушил сигарету в пепельнице, стоящей на видавшем виды пристенном столике рядом с полупустой чашкой чая, и встал поприветствовать ее. – Я скучал по тебе, – проговорил он, нежно целуя ее в щеку. Ее губы горели от желания, и она повернулась к нему. Грэм, как истинный джентльмен, понимая, что они не одни, отстранился, но блеск его глаз подсказал ей, что он тоже хочет большего.
– И я по тебе скучала, – сказала она, бросив взгляд на Прешес, которая тоже встала, но осталась возле кресла. Прешес широко улыбнулась и коротко кивнула в знак одобрения. Она еще не встречала Грэма, по большей части из-за его поездок, но и потому, что Ева настаивала на их знакомстве вне стен этой квартиры.
– Я счастлив наконец познакомиться с чудесной мисс Дюбо, о которой ты рассказывала, – сказал Грэм. – Позволь сказать тебе, она в точности такая же очаровательная и милая, как ты мне описывала.
Грэм повернулся к Прешес и изобразил поклон.
– Взаимно, – проговорила Прешес, премило покраснев. – И прошу вас, называйте меня Прешес. Все мои друзья зовут меня именно так.
– Ну тогда пусть будет Прешес, – сказал Грэм, и в уголках его глаз образовались веселые морщинки. Его внимание снова обратилось к Еве. – У меня для тебя кое-что есть.
– Правда?
Он принес ей цветы в Дом Луштак и приглашал поужинать дюжины раз, но никогда ничего ей не дарил.
Грэм помог ей снять пальто и повесил его под шляпой. Затем он вернулся к кушетке, на которой сидел, и поднял что-то с пола. Золототканые листья блеснули на фоне темно-зеленого бархата сумочки Прешес – той, что Ева забыла в гостях. Сделанная ею аккуратная строчка была едва заметна, но Ева почувствовала жгучий стыд от мысли, что София или Грэм могли заметить следы починки.
– Вчера у себя в клубе я столкнулся с тем человеком, Александром Грофом, другом Дэвида из Хэрроу. Он сказал, что ты оставила сумочку, а он захватил ее с собой в надежде встретить тебя еще раз. – Он нахмурился. – Должен сказать, он, похоже, не сильно горел желанием отдать ее мне, говоря, что был бы счастлив вернуть ее тебе лично. Он даже попросил твой адрес. Однако мне пришлось настоять, и так как мы оказались недалеко от его отеля, я подождал в вестибюле, пока он принесет ее мне.
Он натянуто улыбнулся, заставив Еву задуматься над тем, что же в себя включало слово «настоять».
– Она – причина нашего знакомства, – сказал он. – Поэтому я знал, что она имеет особенное значение для тебя, и не хотел затягивать с ее возвращением.
Прешес поднялась и подошла к подруге.