Последний вервольф

— Что они с тобой сделали?

— Ничего. Только взяли кровь и мочу на анализы. Они очень заботливы.

— Лу, слушай. Они продержат тебя семнадцать дней. Я смогу звонить тебе время от времени, — «Но не слишком часто», — сказало выражение лица Эллиса. — Ты, главное, сиди спокойно. Я скоро тебя вытащу…

Наступила тишина. Я почувствовал ее испуг, словно резкий перепад температуры.

— Обещаешь? — спросила она.

У меня ком застрял в горле. Я отвернулся от Эллиса.

— Обещаю. Я вытащу тебя. Просто подожди.

— Хорошо. Постараюсь.

— Они хотят, чтобы я… — Разговор оборвался, и пошли короткие гудки.

Я обернулся к Эллису:

— Твою мать, верни ее. Верни немедленно.

— Джейк, остынь. Остынь. Ты же прекрасно понимаешь, как это бывает. Ты поговорил с ней. Ты убедился, что это она. И что с ней все в порядке. Я обещаю, что с ней не случится ничего плохого. Я видел комнату, в которой ее заперли, и знаешь что? Там мило. Там есть телевизор, удобная постель, даже маленькая ванная и все прочее. Так что перестань волноваться.

Он потянулся за телефоном, но я его не отдал. Я слышал через него ее голос, и мне казалось, ее тепло все еще сохранилось в трубке.

— Хватит, Джейкоб. Не будь идиотом.

Я отдал телефон.

— Вот что я тебе скажу, — начал я. — Я пальцем о палец не ударю, пока ее не увижу. Понял? Своими собственными глазами, во плоти. Я увижу ее лично или ни хрена ты не получишь. И это не обсуждается.

Эллис поднялся. Посмотрел на меня с любопытством, потом повернулся, облокотился о перила веранды и посмотрел вдаль на домики с рыжими крышами, на белые лодки, раскачивающиеся на волнах Эгейского моря.

— Джейк, — сказал он, — ты ведь ее по-настоящему любишь, да?

Я не ответил. В ушах стучало. С городского рынка пахло сырой рыбой. Водный мотоцикл пересекал бухту, тяжело плюхаясь по морской глади. Я понял, что наговорил лишнего.

— Это хорошо, — сказал он. — Просто здорово. Я поражен. Ведь тебе уже лет двести. Я думал, ты уже совсем зачерствел. Смерть сердца и Конец любви. Я думал, за эти десятилетия ты эмоционально… Как это по-французски? Longueur.[50] А вот оно как. Кто бы мог подумать. Десятки лет эмоциональной импотенции, и вдруг снова эта странная любовь.

Он изменил тон еле ощутимо, но все же достаточно, чтобы это можно было заметить. Я молчал. Солнце жгло, как укусы миллиона насекомых.

— Не заставляй меня отдавать приказ, чтобы они сделали с ней что-нибудь, — сказал он тихо. — Например полили серной кислотой. На ногу или еще куда-то.

— Пожалуйста… — начал было я, но он поднял ладонь.

— Ты не в том положении, чтобы диктовать условия, Джейк, — продолжал он. — Я понимаю, отчего ты такой вспыльчивый. Но знаешь, ты забываешь о реальности.

На ногу или еще куда-то. Куда-то — это может быть куда угодно. На лицо, или грудь, или между ног. Кислота издает такой шипящий звук, словно испытываешь облегчение или экстаз. Следы от нее залечиваются, но это ужасная боль, а они могут делать это сколь угодно долго. Когда любишь, ты понимаешь, что это может произойти, как уже произошло с Арабеллой, когда она сказала: «Это ты, это ты». Было бы справедливо, если бы такое случилось и с Талуллой. Но я не выдержу, только не с ней, лучше делайте со мной что угодно.

— У тебя еще будет возможность с ней поговорить, — сказал Эллис, — и, возможно, вы даже увидитесь разок до того, как ты сделаешь то, что должен. Но, Джейк, серьезно, не зарывайся. Твой тон, мужик. Тон совсем неправильный.

В кино так иногда бывает: солдат опускает глаза и видит, что его ступня в миллиметре от мины. Тогда он оглядывается и понимает — он на минном поле, взрывчатка повсюду. И теперь каждый его шаг — это маневрирование между жизнью и смертью.

— Окей, — сказал я. — Ты прав. Понимаю. Но если ты не против, я выскажу одно предположение. Наблюдение.

— Конечно. Валяй.

— Тебе необязательно это делать. Я имею в виду, необязательно держать ее взаперти. Видишь ли, позволь спросить — зачем вы убили Харли?

— Чтобы взбесить тебя, — ответил Эллис. — Хотя, между нами говоря, я думал, будет лучше оставить его в живых, пока ты не захочешь его вызволить.

— Вот именно. Харли убили, потому что вы знали, что без причины я не стану драться. И это правда. Месяц назад у меня не было причин. Я даже жить не хотел, — Эллис медленно кивал, улыбаясь. — Но теперь все изменилось. Теперь у меня есть она. И я в любом случае убил бы Грейнера с чувством удовольствия и облегчения, потому что пока он жив — он угроза для женщины, которую я люблю.

Эллис улыбался не просто в знак понимания. Эта была улыбка человека, который встретил того, кто мыслит в том же направлении.

— Вот это хорошо, Джейк, — сказал Эллис, — в твоих словах появилась логика. Отлично. И я верю тебе. Но ты же понимаешь, одной фразой все не решить. Даже если отбросить тот факт, что ты просто пытаешься выбить из меня уступку, у нас все еще нет никаких причин тебе доверять — к тому же я просто выполняю приказ, но не принимаю решений. Я же говорил, не я в этом деле главный.