Харальд отправился в церковь Святой Софии, находившейся за крепостными стенами на другом берегу Волхова. Он ехал на коне по деревянной мостовой. Исландец Халльдор сопровождал его. Тринадцатиглавая церковь виднелась со всех сторон и служила для них путеводным знаком, потому что иначе они запутались бы в хитросплетении новгородских улочек и переулков. В Хольмгарде каждая улица была обнесена крепкой изгородью и населена в основном родственниками. Хрольв Гардский уверял, что в старые времена не только концы, но даже улицы с околотками представляли собой отдельные селения, окруженные валами и стенами. От них остались только бесконечные изгороди, на которые натыкался Харальд, пытаясь проехать к реке. Храни Путешественник научил его безошибочно находить дорогу в горах и лесах, но в городе Харальд плутал, как женщина, вышедшая за ворота усадьбы. Пять раз они поворачивали коней, упершись в глухую стену, и каждый раз натыкались на новое препятствие. Все дома были на одно лицо, а город казался бесконечным. Харальд чувствовал себя мухой, запутавшейся в паутине. Бесстрастный Халльдор изрек:
– Легче добраться до Гренландии.
Они обратились за помощью к славянским детям, бежавшим за ними и громко смеявшимся над чужеземцем. Двое оборванных отроков взяли его коня под уздцы и повели в нужном направлении. Очень скоро они вывели их к реке. Волхов был рядом, но без посторонней помощи они не нашли бы дороги.
По Великому мосту, который покоился на толстых дубовых сваях, вбитых в речное дно, они проехали на Софийскую сторону. Стража, охранявшая главные ворота, была предупреждена о приезде Харальда и пропустила его в крепость. Он взял коня под уздцы и повел его к храму Святой Софии. Вокруг храма теснилось несколько домов. В одном из них по повелению Ярицлейва учили грамоте детей. Харальд издали увидел две дюжины учеников, сидевших перед крыльцом. Все вышли на двор, прихватив с собой лавки. Ученики были разного возраста: одни совсем дети, другие – гладколицые отроки, но имелось и несколько великовозрастных, обросших бородками. У каждого на коленях лежал свиток бересты. Черноризец, высохший от постоянного умерщвления плоти, чертил посохом буквы на песке и составлял из них отдельные слога. Ученики выцарапывали эти слоги на бересте.
Когда Харальд подошел поближе, все повернулись к знатному чужеземцу и вскочили со своих мест, чтобы его разглядеть. Черноризец быстро навел порядок, нарушенный появлением гостя. Он пустил в ход посох, без разбора колотя по головам своих учеников, и заставил их вернуться на свои места. Учение возобновилось. Сидевшие на передних скамьях переписывали слоги на бересту. Прилежных учеников было немного. Отроки пихали друг друга локтями и шушукались, а великовозрастные лениво развалились на задних лавках и позевывали. Харальд скосил глаза и увидел, что беловолосый отрок, примостившийся на чурбане по соседству, вырезает на бересте всадника. Конь получился большим, а всадник – маленьким, с коротенькими ручками и непомерно длинными ногами, болтавшимися под брюхом коня. Пока отрок был занят рисованием, к нему тихо подкрался черноризец. Выхватив берестяной свиток, он раздраженно крикнул:
– Онуфрий! Опять человечков и лошадей рисовать! Тапереча не обессудь! Выдрать его как сидорову козу!
Великовозрастные ученики оживились. Они освободили лавку, разложили на ней Онуфрия и стащили с него холщовые порты, обнажив худой зад. Один из великовозрастных сел ему на ноги, другой – на голову. Третий, поплевав на руки, взялся за розги. Онуфрий тонко заголосил. Великовозрастные громко гоготали, ученики помладше испуганно крестились и молились, дабы избежать подобной участи. Когда порка закончилась, плачущий отрок встал и с трудом натянул порты. Черноризец наставительно произнес:
– Сказано в книгах: «Сляцы выю его в юности и сокруши ребра его, дондеже млад есть, да не когда ожестев не покориттися». Не злобы ради, а токмо для твоей же пользы велел вогнать тебе разум через задние ворота. Ты к учению спор, но дьявол соблазняет твою юную душу!
Онуфрий утер залитое слезами лицо и, поцеловав руку монаху, примостился на чурбане, охая от боли. Отроки на передних лавках склонились над берестой, а сидевшие на задних лавках впали в привычную полудрему. Через час утомившихся учеников отпустили, и они веселой гурьбой побежали на берег. Черноризец подошел к Харальду и низко поклонился. Он сносно владел северным языком и мог поддержать беседу: