Последний владыка

— Это все ерунда, просто нос у меня вообще слабое место.

Это было чистой правдой, но объяснять, почему, Тревер бы ей не стал. Одно время после разрыва с Джун он увлекался кокаином, и хотя продолжалось это недолго, носовую перегородку успел серьезно повредить. Тревер зашел в туалет, открыл кран, выбросивший пенистую струю холодной воды, и частично смыл кровь. Его все еще трясло от напряжения после короткой схватки с Фрэнком, а физическая боль была совершеннейшим пустяком по сравнению с куда более страшной — душевной. Все-таки не каждый день тебя предает тот, кого считаешь лучшим другом.

Глядя на свое отражающееся в зеркале растерянное лицо, он вспомнил о Джоше. Ну тысяча дьяволов, он же бросил бедного парня спящим и намертво прикованным к постели, а к этому времени тот уже должен был очухаться от действия транквилизатора. Тревер направился к нему с твердым намерением для начала извиниться перед Джошем за то, что не сразу разобрался в ситуации и встал на сторону Фрэнка.

— Эй, малыш, — с порога начал он, — как ты? Джош? Ладно, кончай придуриваться, я же знаю, что ты не спишь. Не хочешь говорить со мной, точно? Понимаю, — Тревер подошел ближе и отстегнул один из ремней, притягивающих запястья его двойника к постели. Что-то было явно не так. Джошуа даже не шелохнулся. — Э, брат, да ты горишь, — протянул Тревер, коснувшись его пылающей кожи, приподнял веки и увидел багровые белки закатившихся глаз. — Проклятье, это еще что за напасть? Одо, крошка, — позвал он, — кажется, мне понадобится твоя помощь. Не знаю, что с ним творится, но мне это не нравится.

— Он умирает? — с тревогой спросила дайонка.

— Похоже на то, а я не понимаю, почему.

— Когда тебя принесли в деревню, ты был почти такой же.

— Да, но я был ранен и отравлен каким-то ядом, а он…

Руки Джошуа бессознательно комкали простыню, волны судорог проходили по телу, дыхание с хрипом вырывалось из пересохшей глотки, а в углах приоткрытых губ выступила белая пена.

— Фрэнк что-то с ним сделал, я уверен, — Тревер снова выругался. — Одо, помоги мне раздеть его, все, что мы прямо сейчас можем сделать, это сбить жар, иначе будет еще хуже. Я принесу лед…

— Но, Тревер, он умирает потому, что думает, будто так и должно быть. Смерть не в его теле, а в голове. Он ее ждал, и она пришла за ним.

— Не понимаю. Говори яснее!

— Я не могу яснее.

— Потом объяснишь, — отмахнулся Тревер. Как угодно, терять Джоша он не хотел. Пока он метался по Центру в поисках того, что могло облегчить состояние Джошуа, Одо молча сидела рядом с его двойником, предельно сосредоточившись и словно прислушиваясь к чему-то. В такой позе Тревер ее и застал.

— Что такое раотан? — спросила Одо. — Какое-то вещество, он думает, что оно ему было нужно…

— Отойди, крошка. Не нужен ему никакой чертов раотан, — Тревер поспешно отстранил ее и тут заметил, что состояние Джоша изменилось к лучшему. Сжигавший его жар почти спал, сменившись испариной.

— Как ты это сделала?..

Дайонка не ответила, не сумев найти подходящих слов. Джош открыл глаза, и Тревер вздохнул с облегчением.

— Как ты меня напугал, парень. Брось откалывать такие номера, понял?

Но Джош не слышал этих слов. Его сознание продолжало блуждать где-то далеко — далеко, не реагируя на то, что происходит вокруг. Он пытался что-то сказать, наверное, очень важное, но так тихо и неразборчиво, что Тревер не понимал смысла его отрывистых фраз.

— Бредит. Ни звука не разберу, и язык вроде какой-то не наш.

— Айцуко, — выдохнул Джош, и это было единственным, что Тревер понял.

— Твоя подружка, да? Она была здесь, — поспешно произнес меркурианец, вспомнив о медальоне и вкладывая его в руку Джошуа. — Вот, она просила, чтобы я отдал это тебе.

Пальцы его двойника сомкнулись, сжав маленькую золотую вещь. И тут же широко распахнутые глаза Джошуа вдруг вспыхнули нездешним зеленоватым огнем. Он резко сел, и вокруг его головы и кистей рук заплясали язычки сине — зеленого пламени, но не обжигающего, а словно имеющего совсем иную природу, чем огонь в обычном представлении — как молнии, вырывающиеся из чрева грозы на огромной высоте в горах. Тревер понял, что неверно подобрал слово — не «огонь» это был, а свет, все усиливающийся и становящийся таким нестерпимо ярким, что смотреть на него сделалось невозможно. Тревер невольно отшатнулся, прикрывая рукой глаза. Джош продолжал что-то говорить, быстро и громко, но по — прежнему это не были слова ни одного из знакомых меркурианцу языков.

— Это наш язык, — произнесла Одо. — Древние дайоны говорили на нем.

— Ты его понимаешь?

— Не все. Дед учил меня немного, но я знаю только некоторые простые слова. Боги… далекий смех… нет, далекая радость… любовь…