—Не скажи… я вон вижу глубиномер Папенберга, у нас его и в помине не было. Я вообще уже не помню, когда последний раз видел его.
—По-моему, в офицерской академии ещё?
—Точно!
—Мда-а… Старушка наша лодочка, хоть бы нормально добраться и вернуться назад.
—А я б
—А что? И то верно! Пиво хоть залейся, в карты бы резались с Губером по вечерам, —они уже спускались в машинное отделение и Пауль мечтательно развивал подкинутую ему тему.
—Дурак, ты герр Бромер, —усмехнулся Георг. – Пиво и карты, это только пока ты будешь находиться в карантине, и будет разгружаться наша подлодка. Так называемый отдых после рейса.
Георг вдруг чуть не расхохотался:
—А как же Гертруда, тобою обожаемая? Она же в Берлине! Её на кого бросишь?
—Да-а… —печально протянул любитель кистепёрых рыб. Впрочем, любитель ли уже? По всем признакам, неудавшийся ихтиолог потерял к живым ископаемым всяческий интерес ещё с той поры, когда они возвращались назад через остров Мадагаскар. Помнится, именно там он последний раз подумал о неуловимой панцирной рыбе латимерии. Ну, да и бог с ней, не в ней сейчас дело. – Вот если бы Гертруду забрать с собой. Женщин ведь и сейчас туда везём, заметил?
—Это не те женщины. Гертруда у тебя благородных кровей из рода баронов, а эти просто инкубаторские наседки. Их для размножения туда посылают. Создавать новый генофонд, образовывать и заселять новую колонию подо льдами Новой Швабии. Опять же, если мы выиграем войну, в чём я глубоко сомневаюсь.
—Да уж… —согласился приятель, открывая перегородный люк между отсеками. Туда и сюда сновали матросы, готовящиеся к несению службы, но друзей пока никто не беспокоил. Знакомство с экипажем они планировали начать сразу после осмотра отсеков лодки. – Судя по тому, что сейчас творится на фронтах после Сталинграда и Курской дуги, я что-то не уверен в нашем успехе.
—Снова ты за своё! – пропуская мимо себя трёх матросов, шикнул Георг.
—У тебя научился, —парировал друг.
—Давай лучше познакомимся со старшим механиком, он нам даст куда более ценную информацию, чем ты мне тут на ухо зудишь.
Они зашли в машинный отсек и Георг спросил у мичмана, где находится старший механик. Ему показали на приземистого мужичка с бородкой, на вид лет сорока, с красными злыми глазами. Мужичок на кого-то орал и был, видимо, не в очень хорошем настроении. Увидев офицеров у себя в отсеке, мужичок в тельняшке отдал честь и представился Георгу:
—Старший механик, капрал Шомберг, герр офицер!
Пауль стоял ближе к нему и, хохотнув, поинтересовался:
—Еврей, что ли?
Георг дёрнул сзади Пауля за рукав.
—Никак нет, герр офицер! Чисто арийская фамилия. Я родом из Кёльна.
—Ты такую фамилию, как Шелленберг слышал, умник? – прошептал Георг на ухо Паулю. – Тоже, между прочим, заканчивается на «берг». А он глава имперской службы СД, так что не приставай к человеку. Лучше попроси, чтобы показал нам техническое обустройство машинного отсека, а то мы в той лодке, кроме койки и вахты ничего не видели.
Пауль, шутя извинился, и любезно попросил Шомберга показать свои, так сказать, внутренние владения моторного отсека лодки. Тот охотно согласился и повёл друзей за собой, попутно давая указания то одному, то другому из своих подчинённых. На молодых офицеров никто не обращал внимания, все были заняты своими делами. Подготовка к отплытию шла полным ходом, и работа в машинном отделении, как говорится, кипела гораздо активнее, чем при вынужденной стоянке на внутреннем рейде Суэцкого порта. Смазывали маховики и подшипники, протирали ветошью манометры и виброметры, заливали масло, проверяли температуру, натягивали капроновую нитку между противоположными ботами, чтобы проверять глубинное давление, и многое другое, чего Пауль так и не понял.
—А нитка зачем? – спросил он Шомберга.
Тот лукаво улыбнулся молодому офицеру:
—А это, герр Бромер, моя личная задумка. Представьте нас на глубине около ста метров. Нитка, натянутая между бортами – ровная и никому не мешает. Она высоко над головой, зажатая с той стороны болтом. Двести метров – опять же, ровная. Мы, кстати, смазываем её постным маслом, чтоб когда давление начинает сжимать нашу «старушку» —масло начинает капать с провисшей нитки на пол, и мы это видим. Чем ниже погружаемся – тем нитка больше обвисает.
—Гениально! – подхватил Пауль, как всегда хохотнув невпопад. – И когда начинает провисать нитка?
—Ну, где-то после погружения на шестьсот-семьсот метров. Давление воды снаружи сжимает борта, и провисшая ниточка даёт нам знать, что мы, образно говоря, находимся уже в консервной банке.
—А приборы тогда зачем? – всё больше удивляясь, спросил Пауль. Спросил просто так, ради любопытства.
—Верёвка как раз на тот случай, если приборы выйдут из строя, —хитро подмигнул Шомберг.
—Хм-м! Ты, я вижу волк старой закалки? Молодец, капрал. Сколько ходишь на этой ржавой посудине?