Последний воин. Книга надежды

Остальных учить было не надо. Спустя некоторое время Пашута поднял голову и огляделся. Люди с разных сторон навалились на поле, как на пирог с начинкой, лица были задумчивы и светлы. Картина, подсвеченная утренним солнышком, вызывала умиление. Старухи управлялись с лопатами ловко, как со спицами, но всё же изредка попискивали от забытого за зиму напряжения. Надо их будет вскорости отправить на отдых. Дед Тихон вальяжно опирался на орудие труда, как на посох, но уже опередил соседей на корпус. Неподалёку от него сумрачный Раймун вгрызался в землю с охочим упрямством первопроходца, и видно было, что доволен. Не было только Урсулы, которую Спирин оставил дома готовить на всех праздничный ужин. Лилиан вела полосу рядом со Шпунтовым, они уже перешучивались. Для неё лопата была, что для Вареньки кисточка. «Молодец, Сеня, — мысленно похвалил Пашута друга. — Будет, нет ли из всего этого прок, а всё равно — иначе жить нельзя».

— Ты с отдыхом, с отдыхом, Варюха, — обернулся он к девушке. — Не гони. С непривычки уморишься быстро. Ладошки береги, не елозь по черенку. Целый день впереди.

— Неужели за день можно такое поле перекопать? Ты что, Пашенька?

— И перекопаем, и взбороним, и картошку посадим. Видишь, мешки приготовлены.

Варя скинула рукавицы, заправила поаккуратней волосы под платок, туго его стянула — и совсем стала похожа на деревенскую девчонку. Полюбовалась, как Пашута пласты отваливает, красиво, без натуги, точно ровными ломтями хлеб режет, усмехнулась, подначила:

— Ты будто для лопаты родился, Пашенька.

— Каждому своё, это верно, — без обиды согласился Пашута. — Мне — лопату, тебе — мужиков с толку сбивать.

— Ты думаешь, я тепличная? Ну нет, Пашенька, ещё посмотрим.

Схватилась за лопату, чуть в ногу себе не вонзила.

— Осторожнее, — испугался Пашута. — Осторожнее, Варя. Работа суеты не терпит.

После первого напора, малость поустав, люди распрямлялись, перекидывались друг с другом словцом. Настроение у всех было солнечное, лёгкое. Спирин подошёл к старухам, их тут семеро копошилось, одинаково приземистых, шустрых. Все они были рады, что их не обошли, что спонадобились они на общей тяге, нет-нет да и оборачивались — то разом, то поодиночке — туда, где копал землю дед Тихон. Задирали его тоненькими, озорными голосишками:

— Старичок-то, девоньки, не сомлел бы на солнышке. Ишь как споро, сердечный, устремился.

— Мужик он ещё в соку. Упадёт, дак мы его под кустик отнесём, приголубим.

— Ой, девоньки, надо б его колышками огородить. А то он только спереди об черенок упирается.

Дед Тихон на заигрывания невест не отзывался, один лишь раз сверкнул в их сторону суровым взглядом.

— Расшамкались, курицы. Глядите, кабы челюсти не повыпадали. Подбирать некому!

Спирин отобрал у старух лопаты, несмотря на их недовольство и видимость сопротивления. Отвёл к мешкам с картошкой, велел перебирать клубни, какие годятся — резать на части, раскладывать по вёдрам, чтобы в нужный момент не было заминки. Старухи ворчали, то одна, то другая срывались с места, брались за грабельки, красуясь друг перед дружкой, рыхлили уже вспаханную, свежо блестевшую чёрным потом землицу. Такие неугомонные божьи птахи. Лишь бы кто не надорвался прежде времени.

Вильямина, без устали разглядывавшая Варю, вдруг ойкнув, отшвырнула лопату и побрела по бороздам к Пашуте. Сунула ему под нос большую свою розовую лапу.

— Во, Пашенька, глянь. Пальчик занозила, чего теперь делать?

Пашута покосился на Варю, та ковырялась в земле, как в альбоме с картинками. Уже с полчаса ворочала без отдыха. Пашута попробовал отшутиться:

— Иди к Спирину, он тебе его отрубит.

— Не-е, Пашенька. Ты наш командир, будь добр, помоги изувеченной женщине… Помнишь, как я руку кипятком обварила? Как ты меня тогда жалел… Ну вынь занозу, Пашенька!

— Да где заноза, не вижу? Придуриваешься, Вилька?

— Ну вот торчит, чёрненькая… Ой, столбняк может приключиться. Самое это страшное — ранку землёй загрязнить. Я читала. Больно, Пашенька, ей-богу, ну выдерни занозу. Зубками выдерни. Ты же умеешь.

Пока причитала, пока кривлялась, косилась на Вареньку и как бы не замечала угрюмого молчания Пашуты. Она не собиралась устраивать ему сцену, а вот толкнуло в сердце, не выдержала, пришла поближе познакомиться с ослепительной соперницей. Пашуте страсть как не хотелось, чтобы день был омрачён житейскими тучками. Вон уже и Шпунтов набычился, того гляди сюда притопает. Опирается на лопату, как воин на копьё.

Тут Варя вдруг вмешалась:

— Можно мне вашу занозу посмотреть?

— Пожалуйста, девушка, полюбуйся.

С полминуты юная, беззаботная Варенька, дитя асфальта, и повидавшая виды, опасная, как тайный удар, Вильямина не пальчик изучали, а пожирали одна другую взглядами, кто кого пересилит? Румянец схлынул с Вилькиных щёк, а Варины очи заполыхали прямо-таки адским огнём. Наконец склонилась девушка над ужаленным пальцем, приладилась длинными ногтями, дёрнула раз, другой. Вроде бы нарочно делала побольней. Вильямина и ресничкой не шевельнула.