Последний воин. Книга надежды

— Да это же надо придумать, — деланно возмутился Хабило. — Городская девушка, изнеженная… конечно… разве можно… А у меня дельце простое. Посоветовался я со специалистами, все в один голос уверяют, что у вас, Варя, в наличии талант. То есть работу мы вам уже подобрали по профилю, худож-ником-оформителем в Дом культуры. Оклад сто двадцать рублей, ну и всякое такое.

— Что всякое такое?

— Льготы могут быть, со временем, надбавки. Но это, разумеется, в процессе творческой деятельности. Как себя зарекомендуете…

— А жить где?

Варя спрашивала деловито, с напором, и после каждого вопроса Хабилу словно пронзал ток. Не привык он, чтобы юные девицы так независимо к нему обращались, да ещё в присутствии посторонних. Он кожей чувствовал, тут может быть для него какой-то урон. Спирин остёр, всё сумеет на свой лад переиначить, да и этот Павлуша не такой простачок, каким прикидывается. Ишь, глазёнки вылупил, как у кота. На миг мелькнуло у Хабилы подозрение, что вдруг не по возможностям он размахнулся, но отступать было некуда.

— Детали лучше обсудить в конторе, Варя… Жить, что ж, пока общежитие предоставим. У нас хорошее общежитие, комната на две персоны. Кабинет в Доме культуры будет отдельный. Да чего тут, поехали, по дороге обмозгуем.

— В комнате на две персоны я жить не хочу, — сказала Варя. — Это даже гостя некуда привести.

— Ещё кто сосед будет, а то с ума сойдёшь, — поддакнул Пашута. Варя на него и бровью не повела.

— Сами рассудите, Пётр Петрович. Я вас вдруг решусь пригласить к себе. А там чужой человек. Всем будет неловко.

Опытный Хабило всё же попался на удочку девичьих сумасбродных глаз. Самодовольно заметил:

— Зачем к тебе ходить, у меня двухкомнатная квартира. Хоть в футбол играй.

— Это меняет дело, — сказала Варя. — Хотя в футбол я не играю.

Спирин сказал с возмущением:

— Ну вы даёте, братцы! Уши вянут слушать.

— А ты, Сенечка, скомпрометировал себя дружбой с этим человеком, — Варя ткнула пальцем в Пашуту. — Поехали, дорогой Пётр Петрович. Я готова.

Ни на кого больше не взглянув, потопала туда, где стояла зелёная машина. Но Хабило не мог так просто уйти, он чувствовал: надо что-то разъяснить людям. Иначе это всё подозрительно напоминало умыкание невесты в восточном духе.

— Ну, ребята, раз уж начали, продолжайте посадку. Авось что-нибудь уродится… С тобой, Спирин, кое-что согласуем по телефону. Учти, анархии тебе никто не позволит. Не те времена. Ты уразумел, Спирин?

— Ещё бы.

— Тогда бывайте здоровы!

Он зашагал следом за Варей, оба ни разу не оглянулись.

Дошли до машины. Хабило отворил заднюю дверцу, помог девушке забраться внутрь. Обошёл «жигулёнка», попутно проверив, плотно ли закрыт капот. Достал тряпочку и протёр ветровое стекло. Он не спешил. Наконец, нырнув в кабину, хлопнул дверцей. Машина пофырчала, медленно двинулась к посёлку и скрылась за домами. Поехали, значит, не в город, а сперва решили заскочить за Вариными вещичками.

Дед Тихон первый нарушил молчание:

— Да, выходит, большому кораблю большое плавание.

Пашута огляделся. Женщины и Шпунтов, побросав работу, застыли в глупейших позах. Пашута почувствовал, что земля уходит из-под ног. Словно на качелях слегка подкинуло.

— Она устала, — сказал Спирин глухо. — Не соображает, что делает. Она опомнится.

— Пойдём, мужики, — улыбнулся Пашута. — Нам делов-то осталось часа на два, не больше.

ЧУЖОЙ В ГОРОДЕ

Улен был юн: когда боль проходила, он забывал о ней. Ему разрешили поселиться в доме Брега. Азол отвёл его туда прямо с площади. По дороге рассказал, что у Брега было много врагов, и все они желали ему погибели. Но Невзору Брег был предан, как собака, и для него это большая утрата.

Улен слушал его вполуха, поспешно распрощался с ним у дверей дома. Анар лёг у стены, положив голову на лапы и исподлобья оглядывая новые места без видимого любопытства, однако шерсть его слегка дыбилась. Анар был доволен собой. Он много пережил за эти дни. Ужас вины скрутил его собачью душу, когда он под утро вернулся к стоянке и обнаружил, какая случилась беда. Но сейчас, успокоенный победой, Анар сознавал, что получил право немного отдохнуть.

От встречи с Млавой Улен не испытал радости, какую предвкушал. Она сидела на скамье у окошка, уткнувшись подбородком в колени, и, увидев его, лишь вздохнула, опустив глаза. Это Улена удивило, но он ничего не сказал. Он оглядел дом — скамью, прокопчённые стены, деревянный большой сундук в углу, низкий лежак, покрытый медвежьей шкурой, стол на одной ноге, — и решил, что жить здесь приятнее, чем в землянке. Большой человек придумал строить деревянные дома.

Он опустился на скамью рядом с Млавой, вытянул ноги и зажмурился. Он ждал, чтобы печаль ушла из сердца. Он подумал, что убить человека ничуть не труднее, чем убить волка. И ещё подумал, что умирать не страшно, но куда лучше сидеть вот так, в блаженстве усталости, и знать, что, когда откроешь глаза, увидишь Млаву. Он спросил:

— Ты не больна?

— Нет.

Улен открыл глаза:

— Он обидел тебя?

Млава молчала. В её глазах испуг. Кого она боится?

— Он мёртв, ты знаешь. Почему ты не отозвалась, когда я приходил сюда?

— У меня будет дитя.