Провожая глазами уходившего Прябина, Малан, поколебавшись, решил ничего не говорить на прощанье. Дверь закрылись. Фыркнув, затряс головой, будто после русского в волосах осталось что-то раздражающее. Поглядел на разбросанные по столу машинописные странички, не в силах удержаться от улыбки. План действительно хорош. Правда, его сильно раздражал этот мальчишка-генерал с его либеральным, на западный манер, оскорбительным презрением к родине Малана и ее политике. Взмокнув в своем банном халате, он нетерпеливо дергался и взъерошивал волосы. Отныне Прябин будет делать, что ему скажут. Повернувшись к окну, снова улыбнулся. Его забавляла мысль, что Прябину ничего неизвестно об обстоятельствах гибели Ирины.
За окном по маслянистой Темзе скользил чистенький бело-голубой катер для увеселительных прогулок. На корме – мужчина в вечернем костюме с поднятой вверх, должно быть, бутылкой, к которой он время от времени прикладывался. Спиной к каюте, раскинув вытянутые ноги, развалилась девица в мятом атласном вечернем платье. Третий, в белом смокинге, низко перегнувшись через леер, явно блевал. Малан презрительно скривил губы. Черт бы побрал эту паршивую страну! Поднявшись со стула, тяжело опустился на диван, положив на колени телефон. Оставались кое-какие дела по мелочи, которыми теперь, когда вернулся Прябин, твердо обосновавшийся на должности резидента, КГБ не станет для него заниматься.
Набрав номер, подождал, потом произнес:
– Блэнтайр? У женщины в квартире поставили жучок? – И за Харрела приходится работать!
– Да, – ответил обиженный голос.
– Хорошо. Вообще-то ни Хайд, ни Обри не представляют для меня интереса. Я лишь хочу, чтобы за нами было чисто, стараюсь только ради нас самих, никого больше. Единственный, кто может навести на нас, это Мелстед. Ты меня понял?
– И если Мелстед?..
– Пока что держи меня в курсе дела. Ничего не предпринимав. Харрел сморозил глупость, захватив племянницу Обри. Если бы это был ты, Блэнтайр... Хотя ты, парень, так бы не сглупил, а?
– Уж я-то не оставил бы Хайда в живых.
– Ну, это проблема Харрела. Пришли мне в гостиницу билет на Бомбей до одиннадцати.
– Будет сделано.
– О'кей, ты знаешь, где меня найти.
После разговора к нему вернулось благодушное настроение. Пьянчуга с бутылкой шампанского, выделывая вензеля, двигался вдоль борта и, видимо, что-то орал – отвратительной зрелище. Происходившее вокруг Обри представлялось ему малозначительным. Вряд ли он снова увидит свою племянницу, во всяком случае живой. Харрел действует напролом. Ее судьба вряд ли беспокоила Малана; она уже была в прошлом, как и девица, которая только что ушла; да и в постели она была бог знает что. Кэтрин была хороша на приемах и вечерах, в кругу деловых знакомых – но скорее в должности супруги, чем...
К тому времени как катер скрылся из виду, Малан выбросил Катрин Обри из головы. Собрание совета директоров в половине двенадцатого, деловой ленч с банкирами, потом отлет в Бомбей. Он вытянул ноги, закинув руки за голову. Теперь это была маленькая драма Обри, а не его, и такая же незначительная, как скрывшийся катере пьяными "юппи". Что касается его, то в Кремле ему будет проще иметь дело с Лидичевым и консерваторами. Ирина Никитина, как и Прябин, презирала его и его страну. Рано или поздно она, возможно, даже отказалась бы от договоренностей между Москвой и Преторией по алмазам и золоту. Без поездки в Бомбой было не обойтись, потому что эти тупые хапуги стали наводнять индийский рынок дешевыми нешлифованными алмазами. Прищелкнув языком, снова устроился поудобнее. Это можно уладить. Ради того чтобы завладеть транспьютерами и кристаллическими пластинами, они обуздают алмазный бизнес. В предвкушении такого лакомого куска Москва истечет слюной.
Малан расхохотался. Надо же, он сидит в совете директоров "Рид электроникс", а чтобы завладеть новой технологией, приходится воровать и вывозить добычу в глубокой тайне! Зато так куда интереснее.
Открыв глаза, Хайд инстинктивно сунул руку под грязную подушку, хватаясь за пистолет. Шум уличного движения, резкий звук радио за тонкой стеной, сквозь дырявые жалюзи видна махина моста через залив. Шум машин и радио перекрывала ругань ссорившихся обитателей. Он успокоился и, продолжая лежать, стал разглядывать растрескавшуюся штукатурку и голую лампочку на потолке. Громко хлопнула дверь; кто-то, проворчав, сплюнул; кого-то нудно отчитывал женский голос; плакал ребенок. Негритянский диалект, испанская речь. Под вибрацию стоявшего у стены топчана Хайд снова уснул.
Сел, отпустив рукоять пистолета. В покрытом бурыми пятнами зеркале отражалась стоявшая на грубом комоде пока еще наполовину полная бутылка "бурбона". Одно это уже кое-что значило.