– Что означают эти снимки? – снова спросил он, чувствуя в голосе протестующие нотки, пытаясь отстраниться от постепенно доходящего до сознания гадкого подозрения.
– Сэр, мы не можем сказать абсолютно точно, но... – начал Годвин.
– Служба уверена, – твердо заявил Чемберс, которому надоело увиливать. Для него вопрос был ясен.
– Это же мальчики, – возразил Обри.
– Двоим по десять, другому одиннадцать, – перечислил Чемберс. – Считается, что находятся на чьем-то попечении, черт побери, а на деле брошены на улице для таких, как Хьюз!
– Вы хотите сказать, что он подбивает этих детей и?..
– Скорее, вовлекает их в свой клуб.
– Значит, Хьюз...
– Педофил, любитель мальчиков. Ни разу не попался, но...
– И вы пришли к очевидному выводу! – разбушевался Обри, держа в трясущейся руке фотографии. –
Чемберс с каменным лицом смотрел мимо Обри. Годвин внимательно рассматривал пол. Сэр Кеннет отвернулся, направившись к окну. Его тошнило от отвращения. При взгляде на словно прилипшие к пальцам снимки в голове проносились чудовищные картины. Монотонный голос Чемберса выводил из себя, словно жужжащее над ухом насекомое.
– Им предлагали деньги, он записывал их фамилии, договаривался о встречах...
Обри слабо махнул рукой, и под ворчание Годвина Чемберс замолк.
А теперь это!.. Если Малан что-нибудь об этом знал – а он должен был знать! – то Джеймс стал легкой жертвой шантажа. Боже милостивый, это так
– Нет... нет, Чемберс, здесь нет ничего такого, что бы указывало на малейшую причастность Джеймса к делишкам Хьюза... – Чемберс, не скрывая своего презрения, скривил рот с выражением прежнего цинизма. – Вы, черт бы вас побрал, не можете предъявить мне
– Это он предупреждал Хьюза держаться от него подальше! – заорал Чемберс и, повалив стул, поднялся на ноги. – Какие еще паршивые доказательства вам нужны? Ваш приятель Мелстед любит
– Я отказываюсь признавать...
– Это как раз то, что вы искали, способ его расколоть! Ваша паршивая племянница не может выбраться из дерьма... сэр.
– Тони, а ты... ты веришь чему-нибудь из этого?
– Не могу... усомниться, сэр.
– Я тоже, – тяжело вздохнул Обри, снова отворачиваясь к окну. Очень хотелось прижаться лбом и щеками к холодному стеклу. Признать такое было невыносимо ужасно. Продажность, алчность, сексуальные извращения – да, все одно к одному. Средства для использования людей, шантажа, принуждения к сотрудничеству. Он думал, что знает все о том, чем покупают людей. Оказывается, нет. Джеймс и
– Вам придется предъявить это ему, сэр, – пробормотал Годвин.
– Я... – Ему хотелось дико закричать, но он лишь тихо произнес: – Знаю, Тони. Понимаю. – Чемберс удовлетворенно фыркнул.
Напряженность в комнате вдруг исчезла, словно отключили мощный генератор. Но внутри не было ни покоя, ни облегчения. Как можно вообще даже намекнуть на это?
Джеймс был... незнакомым ему человеком. Совсем чужим. Презренным, гнусным. Продажным сверх всякой меры. Кипя от ярости, он мотался по комнате, словно хотел убежать от дошедшего до него страшного известия. Не стоило ему всем этим заниматься. В его мире люди погибали, предавали, были бессердечны, грубы, алчны, глупы – но так или иначе это было слишком ужасно. И совсем рядом. Словно листая в газете страницы с зарубежными новостями, он видел сообщения из далеких стран о жестоком обращении с детьми, насилиях, пытках; и лишь об одиночных случаях жестокости и полном к ним равнодушии на другой странице – странице, касающейся
Он вздрогнул. Если у Джеймса есть секреты, то, зная о его связи с этим чудовищем Хьюзом, можно воспользоваться случаем, чтобы спасти Кэтрин. Ничего проще и ничего труднее.
– Обстановка изменилась. Кое-что выплыло наружу.
– Блэнтайр, я уже спал. Мне нужно рано лететь в Москву...
– Извини. Тебе следует знать. Часа два назад они нашли "жучок" в квартире той бабы.
– Каким образом?