Последний ворон

Под ним бурлил и пенился ручей. Прижимаясь к скале, извивалась тропинка... все правильно. Он двигался под сенью деревьев параллельно тропинке, пока та не спустилась к берегу. Снова пролетел над головой самолет, затем, точно тихое эхо удалявшегося мотора, послышался стрекот насекомых. Потом голоса; один искажался треском электроразрядов. Второй довольно лениво отвечал.

Он ловил звук самолета, медленно разворачивавшегося на другой стороне ущелья. Единственный другой посторонний звук – журчание поды. Радиотелефон, щелкнув, замолчал. Они находились не более чем в тридцати ярдах. Двое. В чаще, но не между ним и тропой.

Осторожно ступая, он скользил между топкими гибкими ветвями. Десять ярдов, двадцать – голоса, удаляясь в сторону нависшей над тропой скалы, постепенно затихали. Он обошел стороной залитую солнцем вырубку. Треснула ветка, зашуршала хвоя. Сверившись с картой, двинулся дальше. Самолет зажужжал ближе, быстрая холодная тень промелькнула по другой вырубке со штабелями бревен, потом шум мотора снова стал затихать. Солнце укоризненно глянуло на него, когда он неуклюже начал спускаться к тропе. Часы то и дело оказывались перед глазами. Половина третьего. Он двигался по узкой извилистой трещине между скал и снова слышал, как нарастает шум авиационного мотора. Над ним промелькнуло белое брюхо самолета. Нужно ждать, пока стемнеет. До Медвежьей бухты, куда выходила тропа, ведущая к заливу Скво-Крик, было меньше мили, но тропа вилась вдоль ущелья, как светлый, хорошо видимый шрам, выдавая себя и того, кто по ней шел.

Хайд уперся ногами в расщелину скалы. Со всех сторон его укрывали прохладные камни. Тропа в сорока футах внизу. На скале одинокий куст, маскирующий его. Опершись спиной о рюкзак, поглядел вверх. Его не видно ни сверху, ни снизу. На севере, за низкими холмами, словно поднятая взрывом туча пыли, над горой Шаста опускалось облако.

Сидеть неподвижно было труднее, чем двигаться. Он подумал не предлог ли это, не вызвано ли решение спрятаться и подождать всего лишь крайней усталостью и подспудным страхом...

Три часа. По тропе движется мужчина в светлой непромокаемой куртке, неумело ищущий следы. Хайд легко внушил себе, что он узнал этого человека. На фоне приближающихся облаков самолет казался белой чайкой. Потянул слабый прохладный ветерок. С каждым шагом этого человека Хайду становилось все труднее оставаться на месте.

* * *

Лежавшие на столе орехового дерева глянцевые увеличенные снимки скорее служили обвинением ему самому, думал Обри, нежели Мелстеду, громко разговаривавшему в прихожей по телефону с дочерью Элис. Словно бы слова Мелстеда относились к намекам и необоснованным утверждениям Обри, а Элис бранила старого друга, проявившего недружелюбие. Чемберс настоял на том, чтобы увеличить сделанные агентами снимки, усилить контрастность. И они действительно производили сильное впечатление: потерянные, понимающие личики ребят, будто морщинистые лица карликов, грязные, замерзшие в ночи мордашки... и вездесущий Хьюз – на лице так легко различимы два выражения: напористой соблазнительности и притворного сочувствия. Мелстед договаривался с Элис о позднем обеде, вернее, даже ужине, на завтрашний день. Элис организовала приют для бездомных и там дежурила... Обри, вздыхая, утирал вспотевший лоб. Могло показаться, что Элис своей благотворительностью искупала отцовские грехи. Он вспомнил живую избалованную любимицу родителей, какой она была в детстве. Когда они зачали и произвели на свет Элис, Мелстеду было за сорок, а жена была в том возрасте, когда поздно рожать. Шумная, эгоистичная, но милая, словно куколка, когда ей было нужно; и вдруг этот уход с головой, и видно надолго, в христианство, вместо того чтобы податься к левым. Святая Элис, с гордостью говорил Мелстед.

Обри претила мысль, что Элис узнает: именно он принес известие о позоре.

Вдруг он совершенно отчетливо услышал:

– Знаешь того молодого человека, Хьюза... ты еще меня с ним знакомила?.. Да... Кеннет сейчас у меня и, конечно, передает привет... так вот, этого молодого человека в скором времени, возможно, ждут неприятности. Нет, не сразу, не думаю... – Голос Мелстеда стал слышнее, похоже, он повернулся к двери гостиной, чтобы Обри было лучше слышно. – ...Да, возможно, в результате этого... Я кончаю. Расскажу завтра... Да, осторожнее, дорогая...

Обри слышал, как положили трубку и раздались направлявшиеся в сторону гостиной приглушенные звуки шагов.

Там, где раздернуты тяжелые шторы, было видно, как о стекла высокого эркера шлепались хлопья мокрого снега. Обри в прямом смысле тошнило. Он не мог видеть разбросанных по столу снимков. Откуда Элис могла знать Хьюза? Это наверняка с начала и до конца был наглый блеф.