— Да, — отвечал капитан. — Новый Нижний Город тогда представлял собой всего лишь скопище хибар из летучего дерева, а деревни лесных троллей ещё только начинали строиться. Но нас действительно встретили радушно, и юный библиотекарь с Озёрного Острова по имени Парсиммон.
— Парсиммон! — взволнованно перебил капитана Плут. — Он всё ещё там. Только теперь он стал Верховным Правителем Академии. Я — его ученик.
— Значит, у тебя хороший учитель, Плут, — подытожил капитан. — Я прекрасно помню тот вечер. Мы едва доползли до Озёрного Острова и пришвартовались на Башенной Площади. Своим появлением мы наделали немало шума. — Он улыбнулся, углубившись в воспоминания. — Наверное, мы напугали своим видом юных библиотекарей, и в их числе Парсиммона, который вышел нам навстречу. Наша одежда превратилась в лохмотья, обшивка «Бегущего-по-Небу» была во вмятинах и дырах, а с мачт свисали изодранные в клочья паруса. Публика, сгрудившаяся вокруг нас, открыв рот, тихо глазела на пришельцев, пока Парсиммон не вышел вперёд, поздоровался и назвал своё имя.
Он сказал, что, судя по нашему виду, мы нуждаемся в отдыхе, и что мы обязательно должны пообедать вместе с ними в трапезной, и что он не потерпит никаких возражений! За ужином (нас угощали, как я помню, жарким из тильдятины и дубояблочным сидром) мы услышали ужасные новости и только тогда поняли, почему наше появление так удивило всех.
— Какие новости? — ахнул Плут.
— Как это какие? Конечно, известие о Каменной Болезни, — продолжал капитан Прутик. — Парсиммон рассказал, что воздушные суда Купеческой Лиги и корабли небесных пиратов валятся с неба, словно камни, и ни один корабль из Старого Санктафракса вот уже целый год не появлялся на Вольной Пустоши.
Эпидемия, судя по всему, начала набирать силу с того момента, как Каменная Болезнь поразила Скалу Нового Санктафракса. Этот недуг, неизлечимый и заразный, передавался от корабля к кораблю, распространяясь стремительно, словно лесной пожар.
Как только распадался летучим камень на одном корабле, команде приходилось наниматься на другой, и тем самым инфекция переносилась на него. «Первая эпоха небесных полётов завершилась», — сказал он мне тогда, и я понял, что в его словах ужасная, горькая правда.
Хотя мы прибыли на Вольную Пустошь, испытывая отчаянную нужду в новых членах команды, я не мог рисковать, приглашая новичков к себе на корабль, опасаясь заразить его Каменной Болезнью. Нам самим удалось избежать катастрофы только потому, что мы надолго углубились в самые захолустные уголки Дремучих Лесов. Словом, я поднялся из-за стола, спешно отправился к «Бегущему-по-Небу» и тотчас оставил эти края.
Как только мы вылетели из Вольной Пустоши, я все объяснил команде. Тарп похлопал меня по плечу, Рован Хит крепко пожал мне руку, а Вырвиклок крепко обнял меня, сдавив мне ребра своими могучими, как у толстолапа, ручищами. Они обещали, что останутся со мной до конца поисков, даже если нашей крохотной команде, состоящей из четверых, придётся работать и день и ночь. Мои дорогие, отважные друзья. — задумчиво произнёс он, и в голосе его прозвучала тоска. — Их давно уже нет на свете.
Не говоря ни слова, капитан Прутик долго смотрел вдаль. Наконец мальчик спросил его:
— А что с ними случилось?
Лицо у капитана опечалилось.
— Произошла глупейшая история, но кончилась она очень плохо. Видишь ли, нам нужно было запастись провиантом. Так вот, не решаясь заходить в деревни и посёлки из-за боязни подхватить каменную заразу, мы сами обеспечивали себя, охотясь на тильдеров и лесных кабанов, собирая плоды и коренья, которые можно было высушить или засолить, и запасаясь питьевой водой. Однажды Вырвиклок, сильный как бык, притащил на корабль целых двадцать бочек воды. — Он горестно покачал головой. — Эта вода оказалась для нас роковой, потому что бедный, глупый Вырвиклок — да хранят Небеса его душу! — забыл о главной заповеди Дремучих Лесов: никогда не пей стоячей воды! Вырвиклок наполнил все бочки отравой! Но это была моя вина, а не его! — воскликнул капитан. Лицо его пылало. — Капитаном был я. Я должен был проверить, я должен был знать.
Вскоре от этой воды все заболели чёрной лихорадкой. Я продержался на ногах чуть дольше остальных, но затем болезнь подкосила и меня. Меня жутко рвало, желудок выворачивало наизнанку. И в конце концов я потерял сознание. Я никогда не узнаю, сколько дней и ночей я провалялся на палубе, пока «Бегущий-по-Небу» плыл над Дремучими Лесами без руля и без ветрил. Меня лихорадило, бросая то в жар, то в холод, крупная дрожь била меня, корёжа тело.
Плут сочувственно кивнул. Он-то хорошо знал, что делает с человеком тяжёлый приступ лихорадки.
— Занимался рассвет, когда я, очнувшись, открыл глаза и сел. Голова у меня шла кругом, перед глазами всё плыло, а в желудке урчало. Холодная влажная дымка тумана плыла в воздухе. Вся моя одежда, волосы и даже деревянная палуба «Бегущего-по-Небу» были окутаны тонкой склизкой пеленой. С трудом поднявшись на ноги, я огляделся вокруг.