Последний выдох

Кто же это, черт возьми? Вероятно, кто-то известный, несомненно, влиятельный, если судить по мощному экстрасенсорному потоку, излученному его призраком. Лицо широкое, с большим подбородком и властное, в этом ракурсе, когда оно уставилось в небо, лежа на ступенях, казалось Оксу смутно знакомым… но виденным давным-давно. У Окса мелькнул краткий и тревожный вопрос о том, сколько же лет могло быть ему самому, но он отбросил его и вернулся к размышлениям о призраке, покинувшем эти останки.

Кем бы он ни был, но он умер в доме Парганасов на Лома-виста две ночи назад – или, по крайней мере, именно там и тогда ослепительно сияющий новый призрак возник в экстрасенсорном небе, как сверхновая звезда – и супруги Парганасы предпочли умереть в муках, но не сказать Оксу хоть что-нибудь.

Уставившись на кровь, покрывавшую ступени, Окс вспоминал, как в понедельник ночью чуть ли не через весь город стремился на маяк нового могущественного призрака, вспыхнувший в том доме в Беверли-Хиллз. К тому времени, когда Окс попал туда, призрак уже покинул дом, направляясь на юг, но Окс задержался чтобы узнать, кем он был при жизни и кто забрал его, рассчитывая, что это позволит ему избежать утомительного преследования призрака по следам. Он вспомнил, как безрезультатно пытал мужчину и женщину средних лет в патио, примыкавшем к гостиной. Едва он примотал их скотчем к креслам и приступил к допросу, как они впали в какой-то защитный транс, и Окс, опасавшийся, что его застигнут там, злился и резал их все сильнее и сильнее, и лишь после того, как, в конце концов, он вырезал у них глаза, понял, что уже некоторое время пытается добиться ответа от мертвых.

После этого, все еще злясь, он принялся обыскивать дом. А потом домой явился ребенок – очень поздно, незадолго до рассвета, – и когда Окс вошел в гостиную, там стояли призраки мертвых супругов! Бессмысленно пялились по сторонам, но были в высшей степени материальны, а ведь померли всего час назад, если не меньше!

Ему бы тогда сообразить, что крупный призрак вернулся и что двух безмозглых новых призраков в свадебных нарядах породил случайный эффект этого самого исполина. Но след замыкался петлей прямо на себя в этом самом доме и был слишком силен для того, чтобы Окс мог понять, что он удвоился, когда на сцене появился ребенок. К тому же ребенок умчался, как стрела, пущенная из лука, и выбежал из дома через то самое патио, что, пожалуй, только придало ему скорости.

Окс перепрыгнул через кровавое месиво на лестнице и спустился на бетонную нижнюю площадку – очевидно, это была подземная автостоянка, – но, сделав несколько шагов, застыл на месте.

Его фантомная левая рука больше никуда не указывала, она бессильно болталась, и он не чувствовал ею вообще ничего. Он попытался пошевелить рукой – обычно, когда рука свисала вдоль бока, он мог поскрести пальцами волосатую кожу на бедре, и брюки нисколько этому не мешали, – но несуществующие пальцы теперь не ощущали ничего, кроме, пожалуй, легкого прохладного ветерка, текущего между ними. След оборвался.

Призрак высвободился из ребенка и испарился? Это было бы очень плохо – Окс истончался, а за последние тридцать или сорок часов он отказывался от возможности съесть меньшие призраки, опасаясь опоздать на большой пир. Или мальчишка этим утром каким-то образом внезапно достиг половой зрелости, что позволило ему съесть и переварить своего призрака?

Лицо Окса похолодело от тревоги – но уже через мгновение он немного расслабился. Что бы здесь ни произошло, что бы ни заставило призрака слепить на скорую руку этот эктоплазменный манекен, происшествие должно было вызвать ужасное потрясение и у ребенка. Мальчик в испуге вполне мог не ассимилировать, а клатратировать призрака, судорожно запереть его в рамках собственной души, инкапсулировать, смять, обнести стеной внутри себя.

Окс точно знал, что такое могло произойти, и если дело было именно так, то запертый призрак невозможно было бы обнаружить снаружи.

Как в том случае, когда Гудини…

Мимолетная мысль развеялась, оставив только ассоциацию: Иона и кит. Шерман Окс поспешно поднялся по лестнице, на сей раз презрительно наступив прямо на мягкое лицо, и, вернувшись на тротуар, спрыгнул с опорной стены на служебный проезд для парковщиков и зашагал по тротуару Хоуп-стрит на юг.

Гудини? Иона и кит? Одному Богу известно, какие воспоминания начали всплывать – что-то из времен, предшествовавших моменту его входа в этот континуум сознания, случившемуся три года назад в районе Шерман Окс, от которого он по прихоти заимствовал свое нынешнее имя. Он мельком, но с тревогой вновь подумал о том, каким же мог быть его истинный возраст и когда и каким образом он потерял левую руку.