Последний выдох

– Эй, да ты шуток не любишь, – сварливо заявил призрак Эдисона ртом и горлом Кути. – Ты, может быть, думаешь, что платить четыре девяносто пять за пиво – забавная необходимость. Или за что-нибудь другое, на твой выбор. Возможно, тебе показалось забавным, что кто-то пытался целый час сказать тебе, что нужно делать, но твои разумные вроде бы клешни не способны понять никакого текста азбукой Морзе, кроме простого SOS! Собираясь жениться, я оба раза выстукивал предложение азбукой Морзе на руке девушки, чтобы не привлекать ненужного постороннего внимания. И что из этого вышло бы, если леди решили, что я всего лишь проверяю их рефлексы? Будь я проклят – я выучил азбуку Морзе, когда мне было пятнадцать лет! Сколько тебе лет?

Кути удалось выговорить:

– Одиннадцать. – А потом, выждав мгновение и убедившись, что горло все еще повинуется ему, дерзко продолжил: – А вам сколько?

И от того, что на него незаслуженно накричали – вдобавок к сильнейшей усталости и всему остальному, – Кути, к собственному стыду, расплакался.

– Не твое дело, сынок. – Эдисон фыркнул носом Кути. – Но за год до того, как мне сравнялось семьдесят, я поспорил с Генри Фордом, что смогу сбить глобус с люстры в нью-йоркском отеле, – и тебе расскажу об этом даром. Хватит плакать! Люстра на потолке! Сбил, конечно. А ты видел, как я врезал тому парню? Так… что, черт возьми, мы здесь имеем?.. – Руки Кути встряхнули горку петард.

– Ф-фейер… – начал Кути, а Эдисон закончил слово: – Фейерверки. Правильно. Хороший мальчик. Прости, что я был груб с тобой… Не следует мне задаваться, я ведь и сам получил бакалавра, когда мне уже очень далеко перевалило за восемьдесят четыре. Восемьдесят четыре… Четыре девяносто пять! О, мы сварим собственное пиво, как только выдастся время для передышки. Ха.

В сторону Кути шагали по тротуару двое чернокожих местных жителей – мужчина в черных джинсах и черной рубашке и женщина, чья ноша выглядела как груда одеял, и Кути понадеялся, что Эдисон помолчит, пока пара не пройдет.

Но его надежда не оправдалась.

– Тебе нравятся кладбища, сынок?

Кути покачал головой.

– Я тоже не питаю к ним нежных чувств, но там можно кое-что разузнать. – Кути прерывисто втянул в легкие воздух. – От неупокоенных призраков – в случае если, несмотря на все предосторожности, черный день все же наступит, и ты станешь одним из них.

Чернокожая пара, проходя мимо, уставилась на него, несомненно, считая его сумасшедшим.

– Не оставлять следов, вот в чем все дело. Все свои первые исследования я вел в лаборатории на поезде. Разувайся. Ежедневный поезд между Порт-Гуроном и Детройтом; в 1861-м я устроился туда разносчиком газет, так что у меня появилась лаборатория, которую нельзя было выследить. – Он фыркнул. – Во всяком случае, без больших усилий. Один все же нашел меня, несмотря даже на то, что я быстро перемещался по стальным рельсам, но я от него смылся, подсунул ему свои маски вместо меня самого. Разувайся же, черт побери!

От всего этого Кути, естественно, не перестал плакать.

– Я? Зачем? Холодно… – кое-как выговорил он сквозь всхлипывания, но тут же резко наклонился вперед, и был вынужден наступить на больную ногу, чтобы не упасть. – Не надо! – Он сел на бетон и принялся покорно расшнуровывать кроссовки. – Ладно, ладно, только не заставляйте меня! – Его рука разжалась, выронив петарды.

Эдисон резко вдохнул; его дыхание смешивалось с всхлипами, и прерывистый голос Кути проговорил:

– Прости, сынок. Очень нужно сделать это (сопение) как можно быстрее. – Кути снял обе кроссовки. Ягодицами он ощущал сквозь джинсы холод бетона. – Носки тоже, – плачущим тоном сказал Эдисон. – И ты ведь больше не плачешь, правда? Это… смешно.

Кути без сопротивления позволил Эдисону управлять его онемевшими руками – засунуть носки в обувь, а потом, связав шнурки, повесить кроссовки на шею. Покончив с этим делом, он осторожно выпрямился и прислонился к витрине мастерской по ремонту телевизоров. Он втайне надеялся, что стекло треснет, но даже с Томасом Эдисоном в голове он весил слишком мало.

– Твоя бога нолит, – сказал Эдисон, прерывая дыхание Кути. – Извини. У тебя нога болит. Я позволю тебе встать самостоятельно. Подбери петарды.

Слишком усталый для того, чтобы подыскать ехидный ответ, Кути с трудом поднялся на ноги, зажав в кулаке петарды. Выпрямившись, он сразу вновь задрожал в своей тоненькой рубашке.

– А теперь, – сказал Эдисон, – мы побежим по этой улице налево… побежим мы после того, как ты начнешь – нет, лучше я начну – бросать горящие петарды тебе под ноги.

Тут Кути заикал и не сразу понял, что на самом деле смеялся.

– Я не могу обратиться к копам, – сказал он. – За мной повсюду гоняется однорукий убийца, наркоман готовит мне обед на автомобильном моторе, а мои родители… и в довершение всего теперь Томас Альва Эдисон собирается гонять меня, босым, по улице и бросать незаконные взрывчатые вещества мне под ноги. А мне одиннадцать лет. Но я не могу обратиться в полицию, ха-ха-ха…