Последний выход Шейлока

Мне вдруг безумно захотелось курить. И это было по меньшей мере странно – я вынужден был бросить курить с самого начала своего пребывания в Брокенвальде, поскольку табак не входил в рацион заключенных, а пользоваться услугами контрабандистов я мог только в том случае, если бы пошел по стопам доктора Красовски – обменивал бы на табак лекарства. Кроме того, за курение можно было получить серьезные взыскания – как, впрочем, и за употребление алкоголя. То, что сходило с рук Красовски, вряд ли сошло бы мне. Да и Красовски фактически балансировал на канате. Достаточно было кому-нибудь донести не в Юденрат, а непосредственно немцам – и доктор Красовски мог не только лишиться своего места, но и вообще исчезнуть из Брокенвальда.

Как раз в это время в дверь постучали. Мы переглянулись с Луизой. Стук повторился.

– Войдите! – сказал я. Дверь отворилась, но вместо очередного больного или сопровождающего больных полицейского, в кабинет вошел мой новый сосед –советник криминалистики г-н Холберг. Словно не видя моего замешательства, он вежливо поклонился Луизе, а затем, повернувшись ко мне, сообщил:

– Я побывал в Юденрате, Вайсфельд. Можете меня поздравить. Вам это покажется странным, но я получил разрешение на проведение частного расследование. Хотя, знаете, я оказался прав: начальник полиции уже подготовил черновое заключение о причинах смерти Макса Ландау – несчастный случай. Правда, когда я выразил сомнение в справедливости такого заключения, господин Шефтель заметил, что им необходимо было какое-то формальное заключение, без которого немцы могли не выдать разрешение на похороны… А против моего расследования они не возражают. Единственным условием господа Шефтель и Зандберг поставили соблюдение правил, существующих в Брокенвальде, – в его негромком голосе звучала еле заметная ирония. – Вот, изволите ли видеть, – он вынул из кармана какой-то документ на желтой бумаге. – Получил в подтверждение полномочий. Правда, здесь оговариваются не столько полномочия, сколько ограничения. Так, мне запрещено получать показания свидетелей в том случае, если они отказываются со мной разговаривать. Запрещено прибегать к какой бы то ни было помощи местной полиции. И категорически запрещено обращаться с просьбами, касающимися расследования, к немецкому командованию и кому-либо в Юденрате, за исключением лично господина Зандберга, а в его отсутствие – непосредственно к председателю. То есть, господину Шефтелю. В общем-то, вполне сносные условия… – странно, но последнюю фразу он произнес уже без всякой иронии. – Главное – печать Юденрата и подписи обоих начальников – Шефтеля и Зандберга. Может пригодиться. Тем более что запреты формальны, их всегда можно обойти. Мне и прежде приходилось беседовать со свидетелями без санкций и адвокатов, уповая лишь на их желание содействовать следствию. Или нежелание… – говоря так, он повернулся к Луизе, стоявшей у письменного стола и в течение всего монолога смотревшей в окно. – Госпожа Бротман, надеюсь, относится к первым.

– Послушайте, Холберг, – вмешался я, – госпожа Луиза не знает, о чем…

– Оставьте, Вайсфельд, – он отмахнулся от моих слов. – Не нужно быть большим физиономистом, чтобы понять: госпожа Бротман обо всем знает. С ваших слов. Неужели вы думаете, что я хоть на минуту сомневался в том, что вы не исполните мою просьбу и сразу же обо всем расскажете своей очаровательной помощнице? Да и не было, на самом деле, никакого резона в моей просьбе. Сказал просто по привычке. Сам виноват. Помните старую восточную притчу? «Не думай о белой обезьяне!» – он засмеялся, потом нахмурился. – Все это не имеет значения.

Луиза мельком взглянула на него и вновь отвернулась. Холберг сказал – после небольшой паузы, уже иным тоном:

– Комендант, похоже, действительно не отдавал никаких распоряжений насчет режиссера. Напротив, если верить словам Шефтеля, господин Заукель попросил его передать господину Ландау свое восхищение мастерской постановкой. Что тот и сделал – в антракте, придя к Ландау в гримерную.

– И как же Макс воспринял комплимент? – спросила Луиза.

– Весьма негативно, – ответил Холберг. – Весьма. Даже не негативно – агрессивно. По словам господина Шефтеля, режиссер очень грубо выставил его за дверь, заявив, что не нуждается ни в чьих похвалах и что ему некогда выслушивать глупости… – он привычным жестом потер переносицу. – При этом председатель Юденрата очень тонко намекнул на то, что в гримерной в момент его прихода находился еще кто-то. Кто именно – он не видел. Но господин Шефтель имел в виду какого-то поклонника… вернее, поклонницу… Впрочем, его впечатление может и не соответствовать действительности. Да… Как я и предполагал, полиция не будет заниматься расследованием. Завтра несчастного режиссера похоронят, и на том будет поставлена точка. Правда, – он многозначительно поднял палец, – тело осмотрел Иржи Зайдель. Вам знакомо это имя, доктор Вайсфельд?

Я отрицательно качнул головой.