Последний выстрел. Встречи в Буране

— Ну, открывай же, Вася, открывай, — напряженным шепотом сказал Кухарев.

— Смелее, связист! — подтолкнул сидевший рядом сержант Борисенко.

Рубахин повертел головой, потом осторожно приподнял веки и закричал:

— Вижу! Вижу, братцы вы мои милые!..

— Ну вот, а ты плакался, — облегченно подхватил Кухарев.

— Теперь будем перевязывать, — сказала фельдшерица и стала забинтовывать Рубахину лицо.

— Сестрица, не закрывайте глаза, оставьте хоть щелочку, — умоляюще упрашивал раненый.

— Пока нельзя.

— Нельзя пока, Вася, — поспешил Кухарев. — Для твоей же пользы и нельзя, ты еще потерпи.

Один только Толмачевский ни на что не реагировал, он остался безучастным даже к радости Рубахина и, тяжело дыша, лежал бледный, с заострившимся лицом.

11

Дмитрий провожал Полину. Хотя был уже день, но ему казалось, что девушке боязно одной в лесу, и он, как настоящий рыцарь, обязан довести ее до села.

— Знаете, Дмитрий, Толмачевского нельзя оставлять в лесу. У него, как мне кажется, воспаление легких.

— Куда денешь его? — мрачно проговорил Дмитрий.

— Давайте подумаем. В Грядах есть больница, наша, участковая. Только я не знаю пока, остался ли там врач.

— Я могу сходить и узнать.

— Нет, нет, вам нельзя, на вас военная форма. Давайте сделаем так: вы ждите меня здесь, а я быстренько сбегаю в Гряды.

Сколько ему придется ждать Полину здесь, на опушке? Каким окажется грядский врач и есть ли врач в Грядах? Полина права: Толмачевский погибнет в лесу, его нужно срочно положить в больницу... В больницу? Но ведь это значит отдать бойца чужим людям? Почему чужим? Разве дед Минай чужой? Разве Полина чужая? Они помогли тебе — и дед Минай, и Полина... Полина... Красивая девушка. Дмитрий пошарил по карманам. Эх, черт побери, жалко, что у него нет карандаша и бумаги, он сейчас же нарисовал бы ее портрет. Он хорошо запомнил смуглое лицо, коротко остриженные курчавые волосы, небольшой прямой нос, чуть припухлые, четко очерченные губы, маленький подбородок с ямочкой, большие, какие-то строгие и вместе с тем очень добрые глаза с темными ресницами и черными-черными бровями... Он мог бы нарисовать портрет, даже не глядя на нее.

Время тянулось медленно. Пригретый солнцем, обласканный тихим шорохом листвы и птичьим гомоном, он с трудом отгонял дремоту и твердил себе: «Спать нельзя, нельзя». Потом он стал бродить по лесу. И вдруг ему показалось, что нет войны, что нет раненых, что Толмачевский здоров, и никакая больница ему не нужна, и что он, Дмитрий Гусаров, пришел сюда на свидание... Да, да, Полина назначила ему свидание в лесу, и он ждет: вот-вот мелькнет ее голубенькое платье, он кинется к ней навстречу, возьмутся они за руки и побегут, побегут, смеясь и аукая... Дмитрий так живо представил себе эту картину, что его охватило какое-то незнакомое волнение.

«Ох, и дурень же ты порядочный, дубина! О раненых товарищах думать надо, а у тебя на уме черт знает что — свидание...»

Часа через три прибежала Полина — очень злая и чем-то расстроенная.

— Отказался врач принять больного! — возмущенно крикнула она.

— Как отказался? — удивился Дмитрий, который был уверен, что каждый, кто узнает о раненых, тут же кинется им на помощь.

— Доктор Красносельский выгнал меня из кабинета! Иди, говорит, занимайся делом и уважай распоряжения новых властей. Я, говорит, не хочу висеть на перекладине, есть, говорит, приказ немецкого командования — за укрывательство больных и раненых красноармейцев виновные смертью караются... Испугался... А ведь был хороший, внимательный! Хоть и строгий. Его даже любили у нас, а теперь немцам продался...

Дмитрий тоже был возмущен поведением грядского эскулапа. В мыслях он уже стал даже придумывать суровую кару продажному врачу... Да, оказывается, не каждый может помочь тебе, попадаются и такие, что оттолкнут, прогонят и даже пригрозят.

— Давайте, Дмитрий, как-нибудь перенесем Толмачевского ко мне на фельдшерский пункт, — предложила Полина. — Я сама буду лечить его и вылечу! — она говорила с такой убежденностью, что Дмитрию сперва показалось, будто это — единственный выход. У него есть носилки, они вдвоем с Полиной перенесут Толмачевского в Подлиповку... Но что будет с Полиной, если немцы узнают о раненом красноармейце?

— Нет, Полина, к вам нельзя, — возразил он.

— А что же делать?

Что делать? Если бы Дмитрий знал, что ему делать, как помочь товарищу.

— А другой больницы поблизости нет?

— Другая в Криничном, районная, но в районе полно немцев.

— Чем лечат воспаление легких?

— Сульфидином.

— Принесите сульфидин.

— У меня на пункте нет... Постойте, постойте, здесь недалеко есть село Березовка, там работает акушеркой моя знакомая, у нее должен быть сульфидин. Вы подождите меня, я сбегаю к ней.

И опять он ждал Полину в том же лесу, на том же месте. С чем придет она? Может быть, ее знакомая акушерка, подобно грядскому лекарю, откажет? Может быть, у нее нет сульфидина?