Последний выстрел. Встречи в Буране

Что ни говори, а судьба обошлась с ним жестоко. Он мог бы сейчас быть на полковом медицинском пункте и накачивал бы капризный примус, таскал бы мешки с бинтами, кипятил бы шприцы, бегал бы на кухню за чаем... Он даже готов был служить в роте лейтенанта Шагарова и под обстрелом перевязывать раненых, пусть бы даже немецкие танки шли... Там все-таки лучше!..

Но теперь жалеть поздно. Теперь нужно думать, как помочь раненым бойцам, как выходить Толмачевского, как сделать, чтобы не ослеп Рубахин...

Дмитрий лежал в кустах и от нечего делать наблюдал за Подлиповкой. Он уже сосчитал все видимые отсюда избы — двести восемьдесят четыре, но это, наверное, меньшая половина, потому что Подлиповка тянулась дальше, уходила в низину, пряталась за высокими тополями... А вон изба деда Миная. Странное дело: старик ни разу не вышел из своей избенки... Спит после вчерашней бессонной ночи... Подать бы ему сигнал, вызвать бы сюда и посоветоваться: как быть, что делать? Самому идти в Подлиповку опасно. Село стоит на большаке, а по большаку с ревом и чадом бегут куда-то немецкие машины — длинные огромные грузовики, приземистые легковушки. Некоторые грузовики останавливаются в селе, и Дмитрию видно, как солдаты выскакивают из кузова и начинается «охота» на кур, гусей, уток, слышится беспорядочная стрельба. Никто из подлиповцев не может помешать этим солдатским «забавам», и Дмитрий тоже не может... Им вновь овладевает горькое чувство собственной беспомощности. Но где-то внутри начинает биться мысль: а ведь немцы, что едут по большаку, даже не догадываются, что за ними следит человек в красноармейской форме, что подлиповская фельдшерица побежала за сульфидином для красноармейца Толмачевского. Толмачевский выздоровеет, окрепнет, и кто знает — не срежет ли он пулей вон того немца, что сидит на подножке грузовика и играет на губной гармошке, пока его соотечественники «забавляются» стрельбой?

Встанут на ноги бойцы, и они все вместе уйдут за линию фронта. Полина тоже пойдет с ними, и дед Минай пойдет... Впрочем, деду Минаю идти незачем, стар он и слаб... А почему они должны идти за линию фронта? Разве не может случиться так, что фронт сам придет сюда? Вполне может! Наши отступили временно, и уже где-то неподалеку от Подлиповки силы копят, чтобы ударить...

Дмитрий опять размечтался. В воображении он уже видел бегущих гитлеровцев и тоже бил их. Он выскакивал из засады и строчил, строчил... Из чего строчил? Странный вопрос. Из автомата! Откуда у него автомат? Полина принесла... Впрочем, нет, не Полина. Автомат он раздобыл сам. Да, да, сам. А Полина рядом...

Полина... Черноглазая, удивительная Полина... Дмитрию казалось, будто они уже давным-давно знакомы, будто вместе учились в институте, вместе выпускали стенную газету и «портили нервы» Кузьме Бублику... Все-таки странно — куда и почему убежал Бублик? Трус он, не зря лейтенант Шагаров грозился расстрелять его... Но, может быть, Кузьма ушел за линию фронта, ранение у него легкое... Да, но это ведь предательство — бросить всех и уйти, никому не сказав ни слова...

В сумерки вернулась Полина с сеткой-авоськой в руках.

— Есть сульфидин! Вот вам, берите, — она протянула ему бумажный пакетик с таблетками. — Сразу же начнете давать больному по две таблетки через каждые четыре часа. Часы у кого-нибудь есть там?

— Есть у сержанта Борисенко.

— Вот и хорошо. Завтра днем я приду. Будем сами лечить по схеме. Обойдемся без доктора Красносельского. — Она легонько потрясла сеткой. — А здесь кое-что съестное... Давайте перекусим. Я целый день ничего не ела да и вы тоже.

...Дмитрий шел один через темный лес. Теперь он уже почти ничего не боялся и спешил, потому что Полина предупредила: чем раньше применить сульфидин, тем лучше для больного. Все-таки молодец Полина!

Подойдя к раненым, Дмитрий неожиданно увидел у костра деда Миная и какого-то незнакомого человека в плаще с откинутым назад капюшоном. Человек был уже немолод, сед, усат. Усы у него какие-то колючие, торчат в стороны.

— Вот и доктор наш пришел, — сказал Кухарев.

Мужчина подошел к Дмитрию, протянул руку.

— Рад видеть вас, мой юный коллега, — баском проговорил он и представился: — К вашим услугам доктор Красносельский.

Дмитрий вздрогнул, растерянно глянул на деда Миная, догадываясь, что это он привел сюда грядского врача.

Кивая на Толмачевского, дед Минай скороговоркой пояснил:

— Приехали мы, братец ты мой, за ним. Борис Николаевич к себе заберет, в больницу. Так-то оно лучше будет.

— Больному необходимо стационарное лечение, — вставил доктор Красносельский. Видимо, заметив недоуменный взгляд Дмитрия, он продолжал: — По всей вероятности, Полина Антоновна доложила вам, что я обошелся с ней не самым лучшим образом. Вижу — доложила... Можете передать, что извинений с моей стороны не последует. Да, да, не последует, — повторил доктор. — Надо же было ей кричать на всю амбулаторию: «Борис Николаевич, в лесу лежат раненые красноармейцы, один очень тяжелый, его нужно забрать в больницу!..» Я, естественно, унял пыл юной патриотки...