Последний выживший на станции «Таймыр»

Сколько он ещё бродил по ледяной пустыне, он не помнил. Пролетали куропатки, под ногами шныряли лемминги, завывали вдали волки и почти вплотную пробегали наглые песцы, а он всё шёл и шёл, совершенно не разбирая дороги и не пользуясь никакими ориентирами. Внутренне опустошённый, заросший, истощённый до предела, он походил сейчас на замёрзший кусок льда, чудом передвигающийся в неизвестном направлении, куда глаза глядят – лишь бы идти, не падать, не замерзать. Питался ягодами, мёртвой замёрзшей падалью, а то и вовсе помётом, оставшимся от полярных птиц. В один из дней где-то вдалеке пролетел вертолёт с едва слышимым урчанием пропеллеров, но егерь даже не поднял головы, настолько был обессилен его организм. Он брёл вперёд, глядя под ноги, иногда натыкался на деревья, сворачивал в сторону, костёр разводил только на ночь, а спичек в его коробке оставалось четыре половинки. Начинавшийся было буран неожиданно стих и это спасло ему жизнь. Природа, казалось, сжалилась над ним, но он прекрасно осознавал, что это затишье не будет длиться вечно. Счёт времени он потерял, руководствуясь лишь бледным полярным солнцем: если светло – надо идти, если сумрак – нужно спать. И так день за днём.

Поэтому, когда в один из дней он снова увидел впереди себя серебристый матовый шар, парящий в нескольких сантиметрах от сугробов, он ничуть не удивился: этот непреложный факт его сознание отметило как очередную галлюцинацию, не более. Объект двигался параллельно его маршруту, плавно огибая деревья с прочей скудной растительностью, а когда нечто ячеистой структуры прошло сквозь его тело, Коржин почувствовал знакомое опустошение внутри, будто из него в мгновение ока выкачали все внутренние ресурсы организма. Поведение малого сфероида казалось, как бы осмысленным. Из оцепенения его вывело внезапное тревожное гудение. Между деревьями шагах в двадцати показалась хищная прищуренная морда росомахи, и она уже готовилась к прыжку, как вдруг… Пшик! – беззвучно выскользнул луч и в долю секунды испепелил животное. Меж тем, шар, как ни в чём не бывало, вернулся назад и застыл возле егеря, словно приглашая его внутрь.

Замкнутое пространство иного мира поглотило его в себя, и последнее, что он смог ощутить, прежде чем провалиться в небытие, это восхитительное тепло, накатившее на него волной. Вот тогда-то и освободилась душа – стало легко-легко, даже почудилось: не сама ли судьба вырвала его из объятий ледяной мерзлоты? Дальше - пустота, гиперпространство, и сладостная нирвана воспарения.

Бросок сквозь иное измерение был мгновенным. Перед воротами базы и техническим двором метеостанции, в двух шагах от водокачки, малый сфероид материализовался в воздухе, раскрыл створки, «выплюнул» из себя оттаявшее тело егеря, и «отплыл» по воздуху на недалёкое расстояние, словно наблюдая со стороны, что последует дальше.

Коржин помутневшим взглядом обвёл территорию и упёрся в радиорелейную установку, рядом с которой стоял снегоход их начальника станции.

Со стороны водокачки послышался хлопок, вершина гидронасоса озарилась неоновым светом, и воздух тут же пропитался озоном. Рядом раздался встревоженный лай Бадильона. Собака пробежала мимо него и, не обратив абсолютно никакого внимания, кинулась за ограждение водокачки, где и пропала из вида. Шатающейся походкой он подошёл к двери жилого блока, принялся колотить кулаками и пытался пробраться внутрь, но чувство какой-то нереальности заставило его отступить. Он даже слышал всхлипывания Лизы, спрятавшейся внутри барака, но выкрикнуть что-либо утешительное не успел. Девушка закричала.

Снести дверь плечом было делом нескольких секунд, и егерь даже не поразился той могучей силе, невесть откуда вдруг взявшейся. Звук крика доносился из комнаты отдыха. Стремительно рванувшись в коридор, егерь едва не споткнулся об огнетушитель, валявшийся на полу и, машинально схватив его, ворвался в комнату отдыха, где и замер на месте.

…Лиза лежала на полу с проломленным черепом, а над ней с гаечным ключом в руке, отведённой для замаха, склонился… начальник метеостанции Раевский. Прежде чем Коржин успел что-либо сообразить, рука с ключом обрушилась второй раз, инструмент глубоко вошёл внутрь черепной коробки, и послышался противный чавкающий звук, будто в склизкую мокрую грязь со всего размаху шмякнули что-то тяжёлое. Хлюп! Затем ещё удар. Хлюп! Начальник нанёс три удара ключом, прежде чем Коржин, выйдя из оцепенения, наконец, заорал. Во время ударов жертва вначале хрипела, а позже и совсем затихла. При этом, погружая со всего размаха ключ в то, что осталось от головы, Сергей Борисович удовлетворённо подвывал и сладострастно причмокивал губами, словно пробовал на вкус экзотическое блюдо, поданное в ресторане.