— Ну и ладно, у Вали спрошу, может кого видела, да и потом заделаю, да и потом уберу — в Павле вдруг проснулся небывалый ранее оптимизм. Павел направился в дом, подозвав Крона, и проходя мимо зеркала, встал как вкопанный, вытаращив глаза. Он увидел себя необычайно бледным, худым, под его глазами свисали красные мешки, его зубы пожелтели, и словно были исколоты, а с его головы свисал пучок седины. Павел не мог понять, что с ним произошло. Может и хотел, но не мог, только как ошпаренный выбежал на улицу, и залетел в самодельный душ, где бросился приводить себя в порядок. Вода была холодная, и её оставалось совсем немного в баке, но Павла это не пугало, он дважды почистил зубы, умылся, и снова вошёл в дом. Павел остановился перед зеркалом — немного получше, но всё же что-то не то. Вдруг Павел опять ощутил сильный голод, да такой, что желудок сводило от боли. Павел открыл холодильник, и в ноздри ему ударил неприятный, кислый запах, и Павел увидел то, что холодильник не гудит, и в нём выключен свет. У Павла просто не оставалось сил на гнев. Он попробовал включить свет в доме — тщетно, не работало электричество. Павел достал из холодильника яйца, понюхал колбасу, вроде не испортилась, и направился к выходу, напялив на себя по пути чёрную куртку с капюшоном. Придя на огород, он развёл костёр в специально отведённом для этого месте, и принялся готовить завтрак. Павла не покидало ощущение какого-то полуденного ужаса, когда всё вокруг как будто замерло. Пока яйца трескались на сковороде, Павел достал из кармана сигарету, сунул её в рот, попытался подкурить, но понял, что его сейчас стошнит, после чего он взял всю пачку, и быстро выкинул её в костёр. Спустя двадцать минут, Павел снял с костра чайник со сковородой, и направился в дом, где поставил завтрак на стол. Но трапезничать ему мешал всё тот же неприятный запах, и Павлу пришлось оставить завтрак, и взяв ведро со шваброй, он сначала вымыл за Кроном пол, выбросил остатки порванного пакета и начатой пачки мяса, а после выбросил всю испортившуюся еду из холодильника и наконец сел за стол. Ушло у Павла на уборку около двадцати минут, чай и завтрак почти остыли, но его это не волновало, и с сильной голодухи Павел умял завтрак за пять минут. Крон жалобно наблюдал за Павлом, и тот, спросив с удивлением, что не наелся ли он, всё равно насыпал корма в его миску. После завтрака Павел проработал почти два часа, он скосил заросшую траву, отремонтировал старые двери, и выполнял другие дела по хозяйству. Ближе к обеду Павел направился в голанку, и подойдя ко столу, взял свой мобильный телефон, который лежал у фотографии его покойной прабабушки. Павел трясся от любопытства, не звонила ли ему Вера, и с каждой секундой, когда он подносил телефон к своим глазам, он всё больше переживал. Нажав один раз на кнопку, Павел поменялся в лице — пропущенных не было. Телефон отлетел в сторону, Крон даже лёг от испуга, но сразу же понял, что хозяин видимо сильно огорчён. Павел встал к окну, пасмурная погода до сих пор висела над улицей, дождя уже не было, но не было также и того летнего тепла, по которому так скучал Павел, лишь жёсткая осенняя прохлада, и гробовая тишина. В один момент Павел быстро поменялся в лице и с удивлением вытаращил глаза, после чего ринулся ко своей кровати, куда отлетел телефон, и включил его, чтобы удостовериться, что ему не показалось. Нет, не показалось, дата в телефоне гласила — 8 октября, вторник.
— Не может быть, не может быть — Павел испуганно пытался зайти в интернет, чтобы удостовериться, что это телефон что-то путает, и показывает неправильную дату, но интернет, видимо, был в зоне недосягаемости, так как на телефоне он вовсе не работал. Павел попробовал позвонить по номеру 100 — сети не было.