Последний взгляд

— Нет, все логично, — упирался Скотт, — а иначе нельзя, Бо.

— Да что вы собираетесь делать?

— Бороться, — сказал Скотт. — В ночной тиши лесов.

— Эрнест, ради Христа…

— Он пьян и сам не знает, что мелет, — сказал Хемингуэй. Скотт был в подпитии, но не пьян. Просто опять он работал под пьяного. Но Хемингуэй уже распалился от собственных слов, голос, и всегда-то резкий, стал совсем пронзительным, так вечно бывало, когда он перепьет. — Фицджеральд пьян, как сапожник, и наплюйте на него.

— Нет, скажите, что вы затеяли? — наседала Бо.

— Я сейчас… — сказал Скотт и нагло задрал голову. — Я сейчас исчезну в лесу. Я запрячусь в чаще, а Эрнест, ха-ха, бравый молодец Эрнест меня найдет. Это он так думает. Думает, он меня поймает.

Уже совсем стемнело, и соваться в лес, не зная его, значило за полчаса заблудиться. Мы стояли возле «фиата», и, по-моему, лучше всего было бы дать им выговориться. Но Бо все требовала, чтоб они одумались, а одуматься оба не могли, так что Бо их, в общем-то, только подначивала.

— Ладно, — сказал Скотт. — Я пошел.

— Куда ты, идиот несчастный? — сказал Хемингуэй. — Куда ты попрешься?

— Дай мне десять минут и увидишь, — Скотт вдруг развеселился. — Увидишь, если что разглядишь в этой тьме, Эрнест. Нет уж, тебе меня не поймать!

— Вопрос ставился совершенно не так. Вечно ты все к черту корежишь.

— А, ты на попятный! — Скотт рассовывал две бутылки по карманам роскошного верблюжьего пальто Джеральда Мерфи, а остальные Хемингуэй уже сунул в свой огромный пиджак.

— Я пошел, — сказал Скотт.

— Иди себе на здоровье. Только я за тобой не пойду.

— Ты на попятный.

— Ты пьян, как пудель Эдит Уортон. И ничего не соображаешь.

— Ради Христа, — взмолилась Бо. — Вы бы уж договорились заранее, чего вы хотите. Ну, пожалуйста…

— Не волнуйся, Бо, — сказал Скотт ласково. — Просто я хочу показать Эрнесту, кто он такой. Он думает, он замечательный солдат. Понимаешь, он путает две вещи — одно дело стоять под пулями, другое дело — быть солдатом. Я под пулями в жизни не стаивал, только вот под пулями Эрнеста, но, ей-богу, я солдат не хуже его, а самовлюбленность и самоуверенность его только губят, ну, и я выведу его на чистую воду. Вот и посмотрим, как он со мною сладит. Это понятно?

Нам все было понятно. Мы старались их отговорить, но разве могли мы с Бо предотвратить классическое мужское состязание, особенно (как потом выразилась Бо) учитывая, что состязающиеся были пьяны и притом американцы. А Бо еще вдобавок сдуру снова стала говорить, до чего опасно соваться в огромный лес, где темно, хоть глаз выколи, и тянется, мол, он на много миль, и там, мол, полно рытвин, оврагов, ручьев и болот. И там можно заблудиться, сломать ногу, руку, можно спьяну свалиться, уснуть, и тебя засосет болото.

— Чистое безумие, — заключила Бо.

— Это все он затеял, — сказал Хемингуэй. — А мне-то что прикажете делать? Снабдить его путеводителем?

Но, в общем-то, теперь уже Хемингуэй не желал отступать.

— Только уговор: я буду действовать по-своему, — сказал он Скотту.

— И чудно. Ты же в военных операциях гений. Действуй как тебе угодно, я тебя все равно обставлю.

— Ну вот, опять пошла пьяная похвальба. — И Хемингуэй подо брал «федору» Скотта. Он нацепил ее на палку, а палку всадил в землю.

— Сюда и нацелиться.

— Зачем — нацелиться? — Бо, кажется, вообразила, что у них с собой ружья.

— Мы поедем сейчас на тот край леса, — объяснил Хемингуэй. — И там я сброшу Скотта Фицджеральда. И ему надо будет пройти весь лес и раньше меня добраться до этой шляпы. И чтоб я его не перехватил. А потом он снова вернется к «фиату».

— Запросто, — сказал Скотт и сел в машину.

— Нет! — крикнула Бо. — Я не еду.

Но я затолкал Бо в машину, потому что понял, что, если нам не ехать с ними, они нас бросят тут на всю ночь и, хоть лично мне только того и надо, Бо тут же зашагает к Фужеру.

Правда, она заставила меня сесть за руль.

— Хочу добраться туда живьем, — сказала она. — Не хочу раскроить череп об дерево в этом темном, страшном лесу.

Глава 10

Уж не помню, как я гнал «фиат» извилистыми, грязными дорожками, повинуясь Хемингуэю, который хлопал меня сзади то по левому, то по правому плечу, когда надо было повернуть. Мы довольно долго добирались до какой-то просеки, в свете фар казавшейся мне туннелем. Нас отделяло от шляпы Скотта километров пять, не меньше, густого, непроходимого березняка.

— Вылезай, — скомандовал Хемингуэй. — Вылезай, дружище.

Скотт мирно спал, Хемингуэю пришлось основательно его тряхнуть. Он выключил фары, и сердце у меня замерло, я будто с высокого трамплина прыгнул вдруг в темную, бездонную, глубокую пропасть. Лес затаился, ошеломил нас тишиной. Бесплотные наши голоса доносились ниоткуда.

— Нельзя, нельзя вам этого делать, — сказала Бо.

— Тьфу ты, — сказал Скотт и попробовал застегнуть верблюжье пальто. — Не выдумывай, Бо.

А Бо уже свирепо шипела мне в ухо:

— Останови ты их!

— Не могу, — зашипел я в ответ.

— Тогда иди со Скоттом.

— А ты? Не могу же я тебя тут одну бросить!