Последний загул

— Ты что, дружище, курс лечения у психиатра прошел, что ли? — поинтересовалась единственная из всех разряженная в пух и прах девица, сидящая на коленях у молоденького парнишки со скучающим и высокомерным выражением лица.

Видел ее где-то Женька. Может быть, по телевизору?

— Отнюдь нет! — Валерий потряс рукой, и Валентина с поспешностью, как показалось Женьке, сунула ему в руку бокал. — Так что принимаю поздравления! — быстренько закруглился он и выпил.

«И чего допытываются? — с неприязнью подумал Женька. — Им что, своих страхов и неприятностей мало? У меня хватает. Чужие на фиг не нужны».

Во внутреннем кармане кожаной рокерской куртки, с которой он не пожелал расстаться, лежал и грел душу флакончик с первоклассной ханкой, а в боковом хрустел упаковкой шприц. Зелье, захваченное на случай скуки, похоже, могло пригодиться. Но позже. Поэтому и пил он немного, несмотря на обилие спиртного, — приберегал здоровье для лучшего кайфа и оставался трезвее многих.

— Так за что же мы пьем? — воскликнул, не уловив сути, длинный с седыми висками. — Что за годовщину отмечаем?

Валерий побрел закусывать, и за него ответила Валентина:

— За избавление от страха, так было сказано.

— Годовщину страха, — въехал наконец тот. — Оригинально!

— Какая разница, Боб! — простонала разряженная девица. Покинув колени парнишки, она опустилась на пол, рядом с длинным, и потянулась к нему губами.

«Кобеляж начинается, т-твою мать!» — подумал Евгений и пошел на разведку — присматривать место, где можно было бы уединиться и ввести себя в блаженно-задумчивое состояние. Таких мест он отыскал несколько.

Но кобелировать гости не спешили, и питейный раж пошел на убыль. Шумели, шутили и смеялись, а чуть позже начались у них пляски. Может, и устроили они разврат после всего, Евгений при этом уже не присутствовал. Утомился он от публики с самого начала, а когда Валентина увела куда-то вконец опьяневшего Валерия и пропала сама, удалился от суеты и в одной из комнат второго этажа вкатил себе хорошую, но тщательно отмеренную дозу, которой вполне хватило для того, чтобы приятно «улететь», а потом и заснуть в удобном кресле, под открытой форточкой, куда ветром заносило мелкие капли осеннего дождя.

Гулянка затянулась, и разъезжаться гости наладились лишь на рассвете. При этом они так шумели, что разбудили Женьку, и он подумал, что надо бы тоже с ними, а то как потом добираться до города? Тело ломило и стучало в висках, а от выпитого еще и голова побаливала, и он решил остаться и спать пока не выспится.

«Валерка меня не прогонит, а нос совать я ни во что не буду», — подумал он.

Народ был уже на улице, когда он спустился по лестнице вниз.

Стащив в гостиной полбутылки крепкого, Женька поднялся в «свою» комнату, устроился на прежнем месте, выпил прямо из горлышка и, выкурив сигарету, задремал снова.

Разоспаться ему не дали. Разбудили возня, шаги и негромкий женский голос, произносящий такие ужасные слова, каких ему, хоть и признанному джазмену, но парню простому и повидавшему всякое, слышать, пожалуй, и не доводилось.

Спросонок Женька едва не облаял нарушительницу тишины, но вовремя спохватился, осознал, где находится, и предпочел ничем не выдавать своего присутствия.

Баба по коридору тащила тяжесть, это он вскоре определил по звукам, но почему ноша вызывает в ней такую ненависть, не мог понять никак, хоть и старался. Непонятное всегда если не страшно, то интересно. Любопытство заставило Женьку покинуть кресло и осторожно выглянуть из комнаты. На фоне открытой в ванную двери — единственного сейчас источника света в коридоре, Валентина возилась с плохо держащимся на ногах Валерием. Она раздевала его, стараясь аккуратно обращаться с одеждой, и материла вполголоса, а он мычал и вихлялся из стороны в сторону, придерживаясь обеими руками за дверной косяк.

Женьке стало смешно и чудно немного, потому что он ясно слышал среди отъезжающих звонкий голосок Валентины и сейчас непонятно было, как она здесь опять оказалась. Хотя чего тут непонятного! Она весь вечер увивалась вокруг Валерки, не скрываясь, и всем было ясно, чем это кончится. Только подпаивала его чересчур усердно для такого дела. И вот — результат!

В ванну Валерка опрокинулся, выплеснув на пол чуть ли не половину ее содержимого, и, если бы не Валентина, вполне мог разбить о кафель голову.

Женька обругал Валентину за ее глупость (зачем мужика спаивала?) овцой стриженой с добавлением нескольких традиционных словечек и, вспомнив обещание, данное самому себе, не совать ни во что нос, вознамерился вернуться к креслу и бутылке.

Откуда взялся шприц в ее руке, он не понял и заинтересовался, как человек, разбирающийся в таких вещах. Валентина аккуратно пристроила «машину» на стеклянную полочку и откуда-то сбоку и снизу, оттуда, где он стоял, не видно было, — достала сумку. На свет явился жгут и ампула, завернутая в вату.

«Охренела баба! — подумал Женька, вмиг потерявший интерес и к креслу, и к бутылке. — Она его, бедолагу, на иглу сажает. Героин — это тебе не ханка. Быть Валерке наркоманом!»