- Серьезно? - начинал разгораться Дубина. - Серьезно?! Теперь мы снова застопоримся посреди дороги и будем слушать вопли этого умственно отсталого сопляка?! Что я вам говорил про то, что от него будут только одни проблемы?!
- Только не начинай! - терял терпение и я. - Вспомни, кто десять минут назад точно так же стоял посреди дороги и прыгал на одной ноге, корчась от боли? Неужели так сложно не наступать на эти долбанные пятна кислоты?!
- Я хотя бы не орал на всю степь, как умалишенный! И не так уж много времени мне понадобилось, чтобы восстановиться и продолжить идти, а этого идиота мы весь вечер прождем, пока он успокоится, а потом и всю ночь прежде, чем он вновь сможет наступать на свою чертову, тупоголовую ногу! - а потом он резко повернулся к рыдающему Ягодке, и заорал еще громче и злостнее: - Да заткнись ты уже! Господи!
- Вот нам сейчас только еще твоего бешенства не хватало! Не хочешь ждать, пока он вновь сможет наступать на обожженную ногу, тогда возьми и понеси его! А лучше просто заткнись и не подливай масла в огонь!
В тот момент я, как и Дубина, пылал изнутри от ярости. Но ярость эта была скорее вызвана не невнимательностью Ягодки или его криками, а неуравновешенностью Дубины. К частым глупостям Ягодки я уже давным-давно привык, но постоянные потери контроля над собой у Дубины с каждым разом только вызывали во мне все больше раздражения. И ведь не редко этот узколобый здоровяк воспламенялся буквально на ровном месте, и только создавал нам своими выходками ненужные проблемы. Но он, очевидно услышав то, насколько я был зол, быстро успокоился и не сказал более ни слова. Неужели до него хоть что-то дошло с первого раза?
С другой стороны, как только Дубина притих и мое внимание переключилось обратно на орущего Ягодку, я допустил, что приступ гнева у здоровяка был в этой ситуации в коей-то мере даже оправдан: Ягодка продолжал все так же громко стонать, и только небесам было известно, сколько времени еще это продлится и как долго он будет приходить в чувства после ожога. Мы хоть и находились всего в шаге от людского поселения, но мы по-прежнему были за его пределами, в дикой степи, и вряд ли его жители, услышав сумасшедшие крики Ягодки, бросятся помогать подозрительной четверке неизвестных людей. Вопли Ягодки могли привлечь как и хищных псов, так и шастающих в поисках легкой наживы безумцев. Он уже создал слишком много шума, и если продолжит это делать, то только увеличит шансы привлечь внимание нежелательных гостей. Все же, с горем пополам мне удалось успокоить Ягодку и заставить Дубину помогать ему передвигаться дальше. Как бы там его не раздражал Ягодка, Дубина был сейчас единственным, у кого еще оставалось достаточно энергии, чтобы помогать раненному своим плечом.
Так мы и продолжили наш мучительный, нервотрепный путь: я шел спереди, высматривая места на дороге, где кислоты было меньше всего, за мной шли Дубина, придерживавший хромающего Ягодку, и в самом конце шел Молчун, почти никогда не поднимавший опущенной, скрытой за узко затянутым капюшоном головы. Ягодка все еще тихонько плакал и постанывал, за что Дубина его периодически то ругал, то давал подзатыльника, то пихал локтем в бок, но по мере нашего приближения к поселению он постепенно успокаивался.
Вблизи это место было еще более завораживающим, чем казалось до этого. Чуть выше подножия склона холма, среди буйной причудливой растительности, вдоль возвышенности тянулся темно-зеленый, блистающий на солнце забор. Он, видимо, только недавно был покрашен краской, и выглядел очень аккуратно и ухоженно. В том месте, где ровная дорога начинала подниматься в сторону вершины холма, была своеобразная граница между суровым реальным внешним миром и миром до невозможности непривычным, в буквальном смысле этого слова сказочным: сразу на первых же сантиметрах высокого подъема земля была покрыта густой, почти зеленой травой, а дальше, в нескольких метрах от забора, росли громадные кустарники. Прежде я еще никогда не видел таких странных растений: их извивающиеся стебли хаотично росли в разные стороны друг от друга и к верхушке утончались, превращаясь в тонкий, нависающий над землей стебель, усыпанный множеством продолговатых, похожих на лезвие ножа листьев. Другие кустарники, что повыше, напоминали пальмы, но их спадавшие с верхушки стебли с огромными плотными округлыми листьями свисали аж почти до земли, а те кустарники, что поменьше, выглядели как пухлые деревья с раздутым стволом и округлой кроной, только меньшего размера. Все это переплеталось и росло тесно, как в тропических джунглях, и носило темные зеленые оттенки. Кое-где виднелись крупные розовые цветы, цветущие на одних из этих кустарников, они тоже были пышными и казались очень мягкими, напоминали своим видом увеличенную и более плотную версию одуванчика. И воздух в этом месте значительно отличался от того, каким мы привыкли дышать в душной выжженной степи.