Последний завет

Палочки и галочки… Древнейший образец человеческой письменности… Клинопись… Вне зависимости от того, что именно сообщали эти таблички, они были почти бесценны, ведь это — письменные послания людей, живших на этой земле без малого пять тысячелетий назад! Древние шумеры записывали свои мысли, свой жизненный опыт, составляли торговые грамоты… и все это — за тридцать веков до рождения христианского Бога! А спустя еще двадцать столетий они попались на глаза ему, Шимону Гутману, в виде банальных на вид кусочков засохшей, окаменевшей глины… И благодаря им у него снова появилась возможность заглянуть в глубину веков, перекинуть незримый мостик от современной действительности к временам библейских патриархов… Он испытывал сейчас примерно то же чувство, что испытывает астроном в обсерватории американского штата Нью-Мексико с самыми гигантскими в мире телескопами, которые уловили вспышку звезды, взорвавшейся несколько десятков тысяч лет назад…

Шимон на мгновение зажмурился и живо представил себе древнего писца, старательно выводящего клинописные значки на еще теплой, еще совсем свежей глиняной табличке… Пусть даже это не царский указ, а всего лишь письмо к соседу или поручение для раба, собирающегося на базар… Какой путь проделала эта табличка сквозь столетия? От того, кто сделал надпись на ней, не осталось в этом мире ничего — даже трухи. Десятки поколений его потомков родились, состарились и умерли, а письмо, которое когда-то написал их предок, живо. И вот сейчас Гутман держит его в руках и способен прочитать то, что когда-то кому-то хотел сказать древний человек…

Много лет назад, когда Шимон Гутман сумел прочитать свою первую клинопись, он испытал настоящий культурный шок. Ведь для абсолютного большинства людей эти значки ничего не значат. Многие даже не догадываются о том, что это образцы человеческой письменности. Палочки, галочки, крючочки… Одиночные, парные, тройные… Вертикальные, горизонтальные, косые… Шимон до сих пор помнил, какие чувства захлестнули его, когда он с помощью профессора Манковица смог увидеть во всех этих бессмысленных каракулях совершенно связную фразу… древнюю и божественную: «И тогда Гильгамеш[14] спустился к реке с рабами своими и узрел царя Агу и неисчислимые лодьи его…» В тот далекий день Шимон влюбился в клинопись и осознал, что пронесет это чувство до конца своих дней.

Негромко кашлянув, Шимон бросил быстрый взгляд на Авейду, давая ему понять, что готов диктовать.

— «Три овцы, три откормленных овцы и один двурогий козел…» — начал он.

Он не умел читать и понимать клинопись так же хорошо, как, скажем, английский, однако сам факт того, что Шимон умел расшифровывать эти надписи, ставил его в один ряд с очень и очень немногими экспертами. Собственно, в Израиле после смерти Манковица он и Ахмад Нури оставались единственными знатоками древнего клинописного письма. Впрочем (тут Шимон усмехнулся), Ахмад никогда бы не признал вслух, что живет в Израиле. Во всем мире было мало понимающих клинопись: два историка в Нью-Йорке, Фрондель из Британского музея в Лондоне, кажется, кто-то из русских… еще кто-то… При желании Гутман мог припомнить их всех по именам. Однажды он прочитал в «Минерве», что во все времена в мире не более ста человек умели разбирать клинопись. И Гутман подозревал, что число сильно завышено.

Покончив с первой табличкой, он взялся за другую. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять, о чем речь.

— Опись домашнего имущества при продаже хозяйства, Афиф. Перечислять, что тут есть в списке?

Следующая табличка рассмешила Шимона. Одна и та же фраза повторялась на ней десять раз.

— Школьное упражнение! Мальчишка учился писать.

Афиф тоже усмехнулся.

Переведенные таблички Гутман аккуратно складывал на стол. Решив в какой-то момент чуть передохнуть и глотнуть принесенного сыном лавочника чаю, он глянул на поднос. Там оставалось всего шесть табличек. Гутман вновь сверился с часами и понял, что уже опаздывает. Он взял следующую табличку и прочитал первые слова надписи по слогам про себя, лишь едва шевеля губами: «Аб… ра… хам… мар… те… ра… ах… а… на… ку…»

Гутман сначала весело улыбнулся, потом нахмурился и поднес табличку к самым глазам. Слова не исчезли. И прочитал он их правильно. Классическая старовавилонская клинопись. «Абрахам мар Терах анаку…» — «Я, Авраам, сын Тераха…»[15] Кровь отхлынула от лица, уши заложило, в голове словно колокол ударил. Гутман чувствовал себя так, словно только очнулся от внезапного обморока и еще ничего не соображает, отчаянно пытаясь сориентироваться в пространстве и вспомнить, кто он такой. А когда Шимон сообразил, его накрыла ледяная волна паники. Дикий взгляд заскользил по начальным фразам надписи: