Последний звонок. Том 1

Эффект получился неожиданным. Девушка улыбнулась, ее лицо выразило нечто, подозрительно похожее на: «Ох, слава богу!» Однако профессионализм победил. Девушка усилием воли трансформировала облегчение в доброжелательность и предложила следовать за собой.

— Осторожно, ступеньки, — предупредила она.

Ступенек оказалось пятнадцать. Не то из настоящего, не то из искусственного камня, они выглядели солидно в свете тусклых светильничков, стилизованных под факелы. Девушка в черной юбке и белой блузке будто вела меня в древнее подземелье. Впечатление портила несущаяся снизу тихая электронная музыка.

— Символичное у вас названьице, — заметил я.

— Что, простите? — обернулась девушка.

— Та́ртар, — пояснил я. — Царство тьмы, все такое.

— Ах, тарта́р! Это наш фирменный соус, рекомендую к мясу.

Девушка могла говорить что угодно, это не изменило бы впечатления. Харон завтракал в «Тартаре».

Мы оказались в зале ресторана, столиков на двадцать. Здесь стилизация сошла на нет. Пол — обычная плитка, столики банальные, с льняными скатертями в красно-желтую клетку. Никаких дубовых колод с сидящими за ними троллями, увы. Да и вообще, столики почти все пустовали. За одним сидели двое молодых людей — видимо, имеющие отношение к припаркованному снаружи «Гелендвагену», — и, помахивая бокалами с вином, что-то увлеченно обсуждали.

— Наверное, вам туда. — Девушка указала в дальний конец зала. Там, за накрытым на двоих столиком, сидел один человек. Отсюда я не мог его толком разглядеть, слишком темно. На стене рядом с ним «факел» погас — видимо, надо было сменить лампочку. А может, клиент изъявил желание пребывать в полумраке.

— Странный парень, да? — кивнул я в его сторону.

Девушка улыбнулась той загадочной улыбкой, которая была бы уместнее, спроси я о планах на вечер.

— Не знаю, мы близко не знакомы. Официант сейчас подойдет.

— Благодарю вас. Если не сложно, передайте официанту, чтобы пока не подходил. Мне нужно поговорить с другом на весьма деликатную тему, и очень бы не хотелось отвлекаться. Думаю, нас устроит то, что есть на столе.

Харон сидел над тарелкой со стейком, держа вилку в левой руке, а нож — в правой. Сидел так, похоже, давно, не оставив ни царапины на куске мяса. Как будто напряженно размышлял, забыв, где находится. Неудивительно, что девушка так обрадовалась моему появлению и не стала чинить препятствия из-за вероломно нарушенного дресс-кода.

Я сел напротив, даже не взглянув, что лежит на тарелке, предназначенной невидимому компаньону Харона. Молча заглянул в глаза, слегка увеличенные стеклами очков.

— Здравствуйте. И — приятного аппетита. Надеюсь, не возражаете, если составлю компанию?

Харон моргнул. Его будто с паузы сняли. Уверенным движением отсек кусочек мяса, отправил в рот и с видимым удовольствием пережевал. После чего кивнул:

— Разумеется. Мне следовало ожидать, что просто так это не закончится. Составляйте компанию, говорите, что вам угодно. Только, прошу, не прикасайтесь ни к чему, находящемуся на столе.

Говорил он дружелюбно, как и предупреждал Брик. И, хотя я знал, что под этой маской скрывается что-то темное и страшное, обстановка разрядилась. Я опустил взгляд в тарелку. Какие-то овощи, кажется, тушеные. Аппетита они во мне не разбудили. Я посмотрел на корзиночку с хлебом.

— Не возражаете?

Харон проследил за моим взглядом и пожал плечами. Я взял треугольный кусочек хлеба. Откусил. Небо на землю не упало. Харон ел стейк, я жевал хлеб, задумчиво глядя на человека, который развлекается, доводя детей до самоубийства. Сама непринужденность. Меня он не замечал.

— Вы ведь знаете, зачем я здесь, — сказал я и, дождавшись кивка, продолжил: — Простите, я не запомнил вашего имени-отчества. Они были записаны на бумажке, но бумажка испортилась из-за созидательной силы Вселенной, овладевшей телом моего бывшего одноклассника. Не возражаете, если я буду называть вас Хароном?

— Пожалуйста, — кивнул он. — Мне будет приятно. Вы, кстати, куда более интересный собеседник, чем ваш невоспитанный друг.

— Его можно понять и даже частично простить. Если бы моя дочь сбежала из дома, чтобы покончить с собой, я бы тоже нервничал.

Харон улыбнулся, будто говоря: «Да-да, конечно, понимаю. Ох уж эта молодежь».

— Всегда было интересно, — сказал Харон, — каково это — когда у тебя есть дочь. Если вы понимаете, о чем я. Сначала ты живешь один, испытываешь какие-то чувства к себе, к родителям. Ну, к друзьям. И вот, появляется любовь. То, что испытываешь к любимой женщине, — это совсем другое. На этом можно и остановиться. Но если рождается ребенок, то к нему начинаешь испытывать совершенно особые чувства. Тоже любовь, но — другая. Это не как с родителями, не как с любимой женщиной, это — иначе. Пока не попробуешь — не узнаешь, наверное, так что — увы…

Харон развел руками, демонстрируя сокрушенность. Я, на протяжении речи, снова и снова кивал и, дождавшись паузы, возразил: