«Кто ты?» — Я сумела это выговорить. Не вслух — вслух не смогла бы. Даже мысленно это оказалось непросто. И сразу, как будто первого голоса было недостаточно, зазвучал еще один — до того резкий, что полоснуло по ушам:
«Не разговаривай с ним. Отгородись!»
Тут же пришло понимание того, как надо отгораживаться. Вокруг, подчиняясь моей воле, выросли бетонные стены. За ними стих крик того, первого. А второй остался. И оказалось, что сходить с ума — это не только голоса в голове.
Я его увидела: картинку из детской сказки. Маленький Принц в развевающемся шарфе стоял на крохотной планетке и смотрел на меня. Я будто парила в невесомости — не чувствовала ни земли, ни воздуха. Хотя тут, вроде бы, и дышать-то было не нужно.
«Папа» мне про Маленького Принца читал, давным-давно. А мама, когда книжку увидела, расплакалась. Отобрала ее и выбросила.
— Наконец-то, — сказал голос. Он показался мне запыхавшимся.
— Кто ты? — спросила я. В глубине сознания мелькнула мысль, что звук в вакууме не распространяется, а запыхаться в нем вообще невозможно. Но Принц меня услышал и ответил:
— Я — тот, кто хочет помочь. Мои силы не безграничны, так что отвечай быстро: люди, которые тебя похитили, тебе важны? Извини, что давлю, но ситуация прескверная. И если у тебя стокгольмский синдром — постарайся его преодолеть.
Похитили?.. Меня?.. Синдром?.. Ох, ладно, потом разберемся.
— Важны. Что ты можешь сделать?
— Важны — как кто? — Принц явно торопился. — Дружба? — ответа он не ждал. — Нет. Любовь? Тоже нет. Родительская ролевая модель?.. О-о, только этого не хватало. Но ладно, будем работать с тем, что есть.
И все исчезло. Я снова увидела реальную картинку: вместо Маленького Принца передо мной лежал избитый Саша.
«На случай, если умрешь, — деловито включился голос в голове, — запомни мантру: „Я — цельная и неделимая. Что со мной — то мое. Принадлежу себе“ — и снова то же самое, по кругу. Я, конечно, найду тебя и мертвую, но лучше этого избежать».
— Арсен, отпусти девчонку! — это снова донеслось из «реала». Фигуры вокруг задвигались в нормальном режиме. А кричал Саша — пытаясь переорать прочие звуки. — Ты видишь, электроника с ума сходит? Если не хочешь, чтобы у тебя кардиостимулятор сдох, отвали от девки!
«Ну, в принципе, „стокгольмский папа“ и сам все понял, — усмехнулся у меня в голове Принц. — Умный человек, с таким приятно иметь дело. Подыграй ему».
— Шеф? — выкрикнул мужик, который раньше держал меня — теперь он подскочил к Арсену. — Шеф, что делать-то?
В руке у него я увидела пистолет. Сначала показалось, что и Арсен полез за оружием — но он схватился за сердце. Я почувствовала электронный отклик у него из груди. И поняла, что натворила.
Завизжала.
Арсен, охнув, попятился, но не упал — подхватили. Я слышала, как колотилось его сердце — посаженное умельцами-врачами на электронный поводок. Все быстрее и быстрее…
— Везите его в больницу! — Я и не думала, что умею так вопить. — Пожалуйста!
— Шеф?! — Идиот-телохранитель приставил к моей голове пистолет.
Три сигналки, три двигателя на максимальных оборотах, люди и мобильники, колотье в висках… И через все это пробился выстрел.
Глава 110
Дима
«Ауди» Николая Васильевича создавалась явно не для езды по таким рельефам. Скорость пришлось сбросить до минимума, я с трудом ловил колею, пересекающую пустырь. Наконец, свет фар выхватил застывшие впереди автомобили. Джип поперек колеи, один седан лежит колесами вверх. И — никого.
— Говорите, у нас фора?
Николай Васильевич промолчал. Подъехав к джипу, я остановился, дернул ручник. Мы выбрались наружу.
— Твою мать! — Николай Васильевич быстрым шагом двинулся куда-то. Я проследил взглядом направление, увидел в темноте смутные очертания. Труп.
Я вздрогнул. И как будто прозрел: увидел еще одно тело, лежащее на земле, неподалеку — третье. Эти двое были мужчинами. А туда, куда побежал Николай Васильевич, я старался не смотреть. Не потому, что боялся увидеть там Юлю. А потому что боялся увидеть там Юлю и не почувствовать ничего, кроме облегчения. Слова Николая Васильевича оставались словами. Они сломали меня. А вот построить что-то новое я пока не сумел.
Подошел к перевернутому седану — кажется, «Мерседесу», — и, прислонившись к колесу, закурил. Показалось, что под ногой что-то хлюпнуло. Я наклонился, чиркнул зажигалкой еще раз. Увидел белую руку, торчащую из-под крыши, лужу крови. Отскочил в сторону и присел на корточки, пытаясь сообразить, что же тут произошло.
А зажигалка все горела. И в свете пляшущего бензинового огонька я увидел на земле что-то вроде ленточки черного цвета. Поднял к глазам, морщась от летящего в лицо сигаретного дыма. И вдруг узнал.
На фотке, что показывал Арсен, Юля была в блузке с такой вот ленточкой в роли галстука. Я поднес ленту к носу, ощутил тошнотворно-сладкий запах духов — последний штрих к образу развращенной малолетки. Рука, держащая ленточку, задрожала.
— Уроды, — прошептал я.