Последствия

– Я был там при дворе… слуга. И к моему несчастью, за заслуги, был приставлен к юному принцу Карлу. Он был привязан к матери слепой детской любовью, и я, сам не хотя того, стал выполнять приказы и её Величества. Я не могу вам рассказать подробно. – нагнетая атмосферу скрытности, несколько слов Вильям произнёс шёпотом и общий тон голоса заглушил. – Но последнее поручение я выполнил неосторожно, из-за чего вскоре моё тело Сена вынесла бы из Парижа и выплеснула на берег где-нибудь около Шуази-Ле-Руа. Но я был вовремя предупреждён фрейлиной королевы, которой незадолго до этого исправил положение при дворе, и сбежал. Я не знал, будут меня искать или нет, ведь за время моей службы я не разу не слышал, чтобы господа убивали своих слуг… Хотя мог бы догадаться, когда, проходя по утру, в коридорах не мог найти не предупреждавших о своём отлучении друзей! И, когда от Парижа меня отделяло несколько дней пути, я уже не знал, куда еду. Я закрыл глаза, поставил лошадь на дыбы, а когда она, провернувшись, опустилась на землю, поскакал прямо.

– А дальше? – когда Вильям остановился и не продолжал, простонала Анна, с интересом занявшаяся рассказом.

– А дальше более скучно. Я доехал до моря, нашёл лодочников и вместе с Элиз переправился на острова.

– У твоей лошади была красивая кличка.

– До того, как я им наградил кобылу, так звали мою соседку.

– Я не думаю, что ей было приятно, когда она узнала, что ты назвал лошадь её именем. – усмехнулась Анна, в душе которой блеснула искорка присущей женщинам ревности к незнакомкам, появляющимся в рассказах мужчин.

«Я бы с автором не согласился. Я знал многих, кому они были безразличны или тех, кто даже им сразу начинал сочувствовать. Я имею в виду героинь рассказов. Но всё же автор судит по примерам круга своего общения, а он у неё обширный, где и правду женщины завистливые.»

– Ей это уже было безразлично. Я не был свидетелем, но произошло это недалеко от дома, и когда я сбежал на крик, она была уже мертва.

– Её убили! – в испуге отшатнувшись и снова в исступлении от увлечённости припав к столу, воскликнула Анна.

– На неё упала телега, перевозившая жеребят. – печально сгримасничав, распуская руки, ранее собранные друг в друга, в большой кулак, вздохнул Вильям.

– Что за глупость! До этого могли додуматься только французы – перевозить лошадей в телеге! – недоумевая воскликнула девушка, кивая отцу. – Но я всё же не могу понять тебя. Ты назвал свою лошадь именем умершей соседки, потому что хотел оставить её в памяти?

– Я работал в королевской конюшне. Это произошло лет за тринадцать до того, как я бежал. И когда в тот день я пришёл на работу, то узнал, что тех жеребят везли к нам. Один из них хромал, и главный конюх хотел отправить её обратно коннозаводчику, но телега уже уехала. Тогда он отдал её мне и сказал продать на рынке или убить. Я простоял там целый день, но её не купили. Я пошёл и на следующий день, но тоже. Третий раз я идти отказался – слишком сдружился с ней за те два дня – и оставил в конюшне. Пришлось мне после этого пройти через некоторые унижения и грубости, но Элиз я отстоял. Ей выделили небольшой уголок. А через пару месяцев моих ухаживаний она поднялась на ноги. В то же время и я сам немного выслужился, повысил жалование и ей выделили место в общем стойле.

– Ты совсем без горечи говоришь о ней. – заметили Анна.

– Я ни о чём не жалею.

– Но ведь её украли! Как ты можешь так безразлично её вспоминать, если по твоим рассказам даже мне понятно, как ты любил её.

– Это всего лишь лошадь. Но… мне неприятно вспоминать о Франции… а она именно её мне и напоминала. – замявшись, ответил Вильям. – Дак что там о расписании?

Он оживился и повернулся к сидевшему во главе стола Хьюго, который, молча, хлебал бульон и слушал рассказ.

– Да, последние пару лет мы так и работаем.

– Ты эксплуатируешь свою дочь! А как же страсти юных лет. – подсмеиваясь, возмутился Вильям.

Но трактирщик воспринял слова мужчины серьёзно, выпрямил сгорбленную спину и строго проговорил.

– Воспитанием своей дочери я займусь сам, а ты знай, что отрабатывай и беги дальше, куда вздумаешь.

Вильям усмехнулся горячести мужчины, но не заметил, как брови его съехались, скатав лежавшую между ними кожу гармошкой, а кисти сжались в два гладких кулака.

«Все следующие утренние действия, если не помните, то можете прочить несколькими страницами ранее, только сегодня Вильям взял с собой нож.»

Весь день Вильям ходил между столами, разнося полные и убирая опустошённые стаканы. Ни с Анной, ни с Хьюго он не говорил, стараясь выслушать большее количество разговоров, из которых потом выцеживал детали быта местного населения. Нового, чем составленная им композиция времени могла дополниться, он не услышал, от того критически приказал себе более об этом не думать.

Каждый вечер паба был не похож на предыдущий. Сегодня ещё до сумерек его покинули практически все посетители, кроме одного мужчины, на вид в летах.