Проснулся Вячеслав Владимирович в неизменившийся темноте с тяжёлой головной болью, которая часто случается, когда пересыпаешь, и продолжил существовать в пробуждённом состоянии бессловно и бездвижно. Вскоре, не более чем через несколько минут, щёлкнула дверь, и учёный закрыл глаза от ослепляющего излучения ламп.
– Доброе, доброе утро, Вячеслав. Как спал? Выспался? – поинтересовался главврач.
Мужчина долго не отвечал, собирая мысли и привыкая к свету.
– Павел Анатольевич, сможете выполнить просьбу? – проигнорировал вопрос Вячеслав Владимирович.
– Ты сбежал… и это зависит от просьбы, но для таких «особенных» могу и потрудиться.
Павел Анатольевич приподнял изолированного и сел за письменный стол, разложив бумаги, строки ФИО которых были заполнены инициалами физика.
Вячеслав Владимирович приоткрыл глаза.
– Ко мне может зайти Интерн?
– Кого вы так между собой называете?
– Мужчина, ходил на осмотрах за вами, квалифицировался во врача… с бородкой ещё.
Павел Анатольевич призадумался.
– Да нет у нас таких.
– Как нет, если был. Он меня ещё на процедуры первые дни водил.
– Ты сам ходил.
Сдвинув в удивлении брови, Вячеслав Владимирович выпятил нижнюю губу.
– И как там эти судебные врачи работают. Кладут с одним диагнозом, а выходит другой, а мы ещё за ними и не перепроверяем. – возмутился Павел Анатольевич.– Ничего, вот обследование пройдёшь, и мы всё про тебя узнаем. Рассмотрел уже наш изолятор? Лаборатория! – врач горделиво огляделся.
– Нет. Не может быть, чтобы не было, – истерически усмехнулся Вячеслав Владимирович. – Да он же… Я к нему прикасался…
– Не было.
– Тогда дайте поговорить с Матвеевичем.
– С ним можно.
– Сегодня.
– Устрою, когда получится.
Вячеслав Владимирович был введён в искомое состояние истины. Рот его, отвечая на вопросы Павла Анатольевича, двигался без вмешательства его разума, а мысли кружились над вопросом о вещественной составляющей существа, назвавшегося «Интерном».
«Не могло же его не быть? Как?. » – вдумывался во внутреннем диалоге учёный. Через полчаса главврач покинул изолятор, получив разъяснения на вопросы: о вчерашнем психическом состоянии Вячеслава Владимировича; его общем выражении за все дни, проведённые в госпитале; о мыслях, которые его посещали (уточнил и о тех, которые дольше всего задерживались); о круге общения; наличии конфликтов и слегка затронул воспоминания о побоях; и все со свойственным опытным психиатрам безразличием.
Когда Павел Анатольевич привстал со стула, Вячеслав Владимирович, опомнившийся о том, что сейчас его снова закроют, выпросил у врача возвращения ему вещей, оставшихся в тумбе в «Небуйной», на что услышал: «Устроим, если вести себя хорошо будешь» – после чего тот вышел из изолятора.
Вячеслав Владимирович приспустился, что не лёг, что не сел, и начал ждать. Часов в изоляторе не нашлось и сколько он просуществовал, мужчина не знал, только, когда санитар принёс вещи, показалось что не долго, а потом подумал, что достаточно и много.
Сидел теперь Вячеслав Владимирович с вставленной ему в руки книжкой – только она и являлась той вещью, которая лежал в его тумбе. И тут необычная цепочка следствий, которую многие называют «женской логикой», пробежала
через воспоминая (в науке – ассоциативное мышление): книга -«Небуйная»-тумба- кровать- стена- напротив- ЛевГен – перенесла его во вчера, когда у Павла Анатольевича сорвалось о смерти старика.
«А может это Клавдий, мелочный Мориарти, знал о том, что там могла произойти стычка, послал туда ЛевГена; не моими руками, не своими, а как несчастный случай. Хотя старик был на своём уме и не расстилался под «королём». Но зачем ему идти в ту часть коридор – занятий там нет, прачечная не работает? Он бесцельно ходить не будет, значит всё-таки по заискиванию Клавдия. Расчётливо. Или нет, он создал этот конфликт – наобещал Иванчуку привилегий, а тот и пошёл к этим. И всё ради его высокой цели. Глупо… Или я глуп. ЛевГен мог идти, например, на ОБЖ, увидел Сидорова или Сидоров его, или ЛевГен меня… Камеры! Раз Павел Анатольевич видел на них момент смерти, значит там есть и как старик в это ввязался… ещё… ещё Интерн. На камерах он тоже будет!»
Вячеслав Владимирович тараторил про себя и только лицо его иногда подёргивалось, сам же смотрел в книгу. А начал он с мысли «Но и в таких стенах могли затеряться чьи-нибудь уши.». Учёный стал подозрителен, хотя его предположение ни на чём не основывалось. Закончив на идеи о просмотре камер, и именно потому, что в коридоре Вячеслав Владимирович их тогда не увидел, решив, что и в изоляторе они так же имеются, сделался спокойным, блаженным, перелистал несколько первых страниц…
«Зря пропустил, довольно занятные.»
… и начал с двенадцатой. Не торопясь, он дотащился до двадцать четвёртой,