Последыш

Мужчина подошел вплотную, слегка наклонился и вдохнул воздух у ее лица. На секунду прикрыл глаза, на шее дернулся кадык. Он был гладко выбрит и в густой аромат тела вплетался тонкий аромат одеколона.

Ника вдруг всхлипнула.

— Тише.

Голос еле слышный, но твердый, как гранит. Его рука потянула за край Никиной косынки — та сползла с волос, волосы распушились, тут же залезли ей в глаза и уши. Самец отбросил ткань в сторону.

— Тише…

Смотря в упор, он взял ее за плечи и потянул на себя. Потом резко положил руку Нике на затылок — голова улеглась в большую ладонь, как на удобную подушку.

— Это ты, — сказал мужчина. У него был подходящий голос — словно острый нож, который вонзается в грудь и медленно, неумолимо продвигается глубже, пока не окажется в сердце.

Внутри в ответ на звук его голоса заскулила самая жалкая, самая трусливая ее часть. Чужая рука с плеча убралась, а его черные глаза теперь почти вплотную рассматривали Нику, изучая нос, изгиб губ, разрез глаз, длину ресниц. Он дышал и аромата от этого вокруг становилось все больше. Его губы были бледными, но не белыми. Немного выпуклыми, как у статуи, чья голова валялась у старого клуба. Никаноровна говорила, эта статуя когда-то изображала колхозника, прототипом которого взяли местного красавчика-тракториста. И до сих пор его губы и подбородок лежали в траве, полускрытые землей и радовали взгляды редких прохожих. Но этот настоящий.

Его губы приоткрылись, там, словно в сумраке, хранился основной источник его опасности — запах, который складывается из его кожи, волос и глаз, который соединяет все это в гремучую смесь.

Нельзя ждать, иначе этот запах проникнет в грудь и ее удушит! Отравит!

Извернувшись, Ника укусила его за руку. Вонзила зубы в плоть и угрожающе зарычала. Он вздрогнул, но руку не убрал — смотрел расширившимися глазами, как маленькие клыки впиваются в его плоть и молчал. Глубокое, рваное дыхание приподнимало его грудь. Каждый вздох окутывал новой порцией аромата. Хотелось мотать головой и рвать его на части, но… на самом деле не хотелось. И очень неудобно рвать на части, когда ты толком не можешь дернуть головой.

Ника нехотя разжала зубы.

— Пусти меня! — потребовала по-другому, попытавшись оскалить зубы. На них его кровь, алая на белом, такое должно пугать.

Казалось, в непроницаемо черных глазах мужчины что-то дрогнуло, вот-вот отпустит, но через мгновение руки нажали на затылок и поясницу, и Нику крепко прижали к горячему, мелко дрожащему телу, обхватили, словно стянули смирительной рубашкой и намеков на возможную свободу не осталось. Это была клетка, чьи стены мягко сомкнулись, удерживая внутри. Стальная основа под теплой кожей.

— Это ты… — прошептал голос над головой.

Он поднял ее за талию, уткнулся головой в ее грудь, в растянутую футболку, которая когда-то была белой, а теперь стала серой, в пятнах пота и травы, и прямо так куда-то понес. Ника вынуждена была упереться руками в его плечи. Она судорожно осмотрелась: лагерь остался в стороне, а из-за деревьев уже показались остальные самцы, один из них говорил по рации:

— Да, нашли, именно ту, что нужно. Вторая ушла. Да, по симкарте отследили, без проблем. Сажай вертолет, мы идем. Не знаю, на месте решим.

Мужчина нес ее куда-то, а самцы задержались там, на поляне. Когда в очередной раз он вздохнул особенно сильно, солнечное сплетение словно огнем обожгло.

Ника сжала пальцы на его плечах. Это было приятно. Ее никогда не носили на руках.

Но это все не к добру, не к добру! Она попыталась придать голосу стали:

— Отпусти меня!

— Я не могу.

— Ч-что?

— С чего бы мне тебя отпускать? Я тебя ждал. Я искал тебя так давно, что потерял счет времени. Отпустить? Думаю, что сдохну, если тебя отпущу.

— Ты умрешь? — изумилась Ника. Она много раз желала смерти и папаше, и Олимпу, не говоря уже о Крауфранце. Да что там лукавить, иногда Нике хотелось, чтобы все самцы стаи, даже связанные с ней кровными узами, разом взяли да сдохли! Однако сейчас наступление смерти ее испугало.

Он затрясся и Ника поняла, что самец смеется. Мужчина поставил ее на землю, но рук не разжал. Такая близость, когда грудь расплющена о его жилетку, а дыхание общее, сбивала с толку.

— Не волнуйся, волчонок, я не умру. Не сейчас, когда главная добыча в моих руках. Ты Ника. — Он не спрашивал, а утверждал. — Меня зовут Матай.

— Очень приятно, — постаралась улыбнуться Ника. Усыпить бдительность и убежать — вот хороший шанс спастись. — Отпусти меня, пожалуйста, а?

Улыбка моментально спала с его лица.

— Нет.

Ответ прозвучал довольно жестко.

— Чего ты от меня хочешь? — сглотнула Ника.

Он слегка нахмурился.

— Чего? Разве ты не поняла? Похоже, что я за каждой встречной по лесу гоняюсь? Нет, Ника, ты моя пара.

Сказал таким тоном, будто это все объясняет.

— Я не знаю, что это такое, — прошептала Ника.

Он кивнул.