Послесловие

— Это нетрудно — зайдешь. Разденешься, пройдешь в зал, там столики, меня увидишь — подойдешь. Может, я тебя первой увижу — я подойду.

Не понравилось все это Лене, но вроде бы договорились, нужно слово держать.

Но не она его нарушила — обстоятельства.

Утром с Домной и Сергеем на демонстрацию собирались, все Веру добудиться пытались, а та в кои веки заперлась и не открывала. Домна уже злилась, Лена волноваться начала, нехорошо на душе стало. "Не так что-то", — мысль навязчивая покоя не давала.

А тут звонок и дверь не распахнулась — буквально отлетела к стене. В квартиру вошли трое — лейтенант и двое рядовых. Прошагали по коридору, как по плацу прямо к примерзшим к стене женщинам и прижавшемуся к матери мальчугану.

Лейтенант хмуро оглядел сначала Лену, потом Домну и спросил, как приказал:

— Назарова Вера Ипатьевна?

— Нн… нет.

— Вы? — уставился на Лену. Та ворот кофты стянула пальцами на горле от непонятного ощущения беды, ввалившейся с этим лейтенантом в дом:

— Нет.

— Где Назарова?

— Вот, — показала на дверь в комнату меж собой и Леной.

— Вера не открывает, — тихо заметила Санина. — А в чем дело?

Лейтенант кивнул рядовым и те в два плеча выломали дверь. Она легла на пол, оглушая грохотом и треском и, все увидели висящую на крюке для абажура Веру.

Комната сияла чистотой, на девушке было платье, которого Лена никогда не видела, туфельки, и вся она была настолько аккуратная и модная, что Санина никак не могла понять, к чему ей синий галстук, почему висит, покачиваясь, словно вальсирует в воздухе.

И только с истошным криком Домны девушка поняла, что синий галстук — язык повесившейся, а повесилась ее подруга, неугомонная, бедовая оптимистка Вера…

Этого было не понять, ни принять.

Стоял крик до воя, ругань заявившихся взять гражданку Назарову, а Лена брела неизвестно куда и все пыталась дойти до «вчера» когда Вера еще была жива, но уже что-то задумала. И спасти ее, ни на минуту не отпускать, держать, нет, увезти…

И потеряла сознание.

Она пришла в себя уже в темноте. Лежала на диване и смотрела в потолок, а рядом сидела и смотрела в пол Домна, зажавшись в угол, сопел Сергей. И было так тихо, что хотелось закричать во весь голос, так чтобы стекла лопнули, дом рухнул…

Ира все ждала Лену — девятнадцать пятнадцать, а ее нет. Знала бы кто за столом сидит, ее ждет, поспешила бы.

Сам Санин оказался другом Александра Дроздова, да не шапочным знакомым, а давним, старинным верным другом.

— Что-то запаздывает твоя подруга, — подмигнул ей Дрозд.

— Девушкам простительно, — улыбнулась она. — Так вы оказывается с начала войны вместе?

— И "до", — кивнул.

— А вы, Ирина, где воевали?

— Второй Украинский.

— Румынию брали?

— Было.

— Подруга тоже? — качнулся к ней Саша, зыркнув на Колю: не заскучал бы и не смылся. А то и в тактичность ударится — оставит их вдовеем с Ириной. Нет, он не против. Против того, чтобы Николай так и жил один.

— Подруга? — Ира прожевала мясо, что готовили в ресторане отменно, а может она давно подобного блюда не ведала? И сложила пальцы замком, поставив локти на стол. Уставилась на Санина:

— С Леной много странностей, вроде бы не воевала, но воевала точно.

— Это как?

— Манеры, знаете? Взгляды. Мы чувствуем друг друга, те, кто прошел тот ад, до сих пор в нем. Он так и поглядывает в лицах, взглядах, осанке, походке, суждениях, — сказала, задумчиво поглядывая поверх головы полковника. — Странные ощущения — мы давно здесь, давно мир в стране, а мы все равно воюем, мы все равно там, все равно на войне. Она стала нашей сутью. Это страшно.

Николай был полностью с ней согласен. Закурил, поглядывая на женщину с уважением. А она все рассуждала, но говорила, будто с собой, себе:

— Мы не можем понять тех, кто и дня не провел на фронте, они не могут понять нас. И опять война, только тихая, завуалированная и как ни странно непонятная, потому что смысл ее, цель абсурдны. И идет она меж теми, кто буквально два года назад был заодно против врага, а сейчас, словно привыкли к постоянным боям, а за не имением врага, нашли их друг в друге.

— Тяжело пришлось? — понял, о чем она Николай — хлебнула, вернувшись с фронта.

Сиротина очнулась, улыбку выдала спокойную, мудрую:

— Не мне одной. Но Лена действительно, что-то задерживается, — глянула на часы Саши.

— С пунктуальностью у твоей подруги плохо, — согласился мужчина.

Николай вина хлебнул, на друга посмотрел:

— О Васи вчера письмо получил. Уехал он все-таки в Житомир, жену нашел. Живут, — улыбнулся. — Голушко теперь завхоз в госпитале, ребенка с женой ждут. Все хорошо, а в письме все равно тоска чувствуется, невысказанность… Тебе привет передавал.

— Я его адрес так у тебя и не взял, эх! — поморщился. Остолоп, что сделаешь? Увлекся и, друга поздравить с великим праздником забыл.

— Он без обид, ты же знаешь. А вы Ира, переписываетесь с однополчанами?