Читаем Послесловие к подвигу полностью

- Ребятушки! - воскликнул Нырко. - Вы и представить себе не можете, до чего я вам рад. Вы же сюда запах аэродрома притащили на пропыленных своих гимнастерках.

В палате был всего-навсего один стул с зеленой плюшевой обивкой и детская, покрытая коричневым лаком, скамеечка. Рослый широкоплечий капитан Виктор Балашов откинул со лба светлую прядь густых, немного вьющихся волос, насмешливо покосился на лейтенанта Плотникова и придвинул к себе стул.

- По праву старшего, - изрек он, - а ты, Сережа, и на детской скамеечке поместишься.

Они были совершенно разными, два этих его однополчанина. Если задубелый на аэродромных ветрах, широколицый, с серыми, немножко холодными глазами, Виктор Балашов носил на себе отпечаток грубоватости, то худенький тонкий Плотников с мальчишескими нежными чертами лица производил впечатление очень застенчивого юноши. Оп бьп самым молодым в полку, всего за месяц до войны окончил качинскую школу и был назначен в Белорусский военный округ. Однако война и постоянная близость к смертельной опасности постепенно меняли и его лицо, стирая доверчивую наивность и нежность.

В уголках прямого тонкого рта уже наметились морщины, строже стал взгляд. Майор обрадовался однополчанам, словно родным братьям. Он долго тряс их жесткие ладони, и колючие черные глаза загорались весеяым огнем, на губах сияла широкая довольная усмешка. Балашов басил, панибратски называл командира полка то "стариком", а то и просто Федей, Плотников обращался к Нырко стеснительно и всегда произносил уставное "товарищ майор".

- Да брось ты, - остановил его Нырко, - все мы под богом ходим и под одной смертью, называй и ты меня, как оп. Рассказывайте: как у нас в полку?

- Живем помаленьку, - пробасил Балашов, - тебя ждем, Федя.

- Так видишь, - повел Нырко глазами на свою забинтованную ногу.

- Да. Угораздило тебя, - вздохнул капитан. - Ну, а что сулят?

- Хочешь опросить, буду ли я летать? Буду, Витя...

главный хирург пугает, что, мол, пока говорить об этом трудно, по я уверен, что своего добьюсь и ещё не одного фрица отправлю с небес на землю.

- Мы верим, Федя.

- Ну, а на фронте как?

- Затишье пока. Какое-то странное непонятное затишье. Ни они вперед не идут, ни мы. Только авпацип, как и всегда, достается. Каждый день с утра и до ночи воздушные бои. Вчера Степкина сбили.

- Игоря?! - почти вскрикнул Нырко и поглядел на Плотникова, нервно теребившего кожаный шлем с поблескивающими очками.

- Зазевался он, товарищ майор. Погнался за "юлкерсом", а "мессера" проглядел, - трудно выговорил лейтенант.

- Та-ак, - горько протянул Нырко, - значит, ещё одна похоронная.

- Если бы одна, Федя, - вздохнул Балашов. - Целых три. Еще Кострикова и Климова прибавь.

- Их что же, в одном бою? - после долгой паузы спросил майор.

- В одном, - подтвердил капитан. - Нас было семеро, а у них четыре шестерки. Мы шестерых зажгли, но и сами потеряли, как видишь. Словом, дело дрянь. От полка уже две трети в строю осталось Но больше всего меня пугает эта фронтовая тишина. На переднем крае у них пустынно, на дорогах почти никакого движения. Похоже на то, будто они затевают что-то.

- Кто вместо меня полком руководит?

- Я, Федя. Вчера комдив утвердил до твоего возвращения. Полк мы просили укомплектовать, да только командующий отказал.

- С каждым днем все труднее, товарищ майор, - вступил в разговор Плотников. - Что ни день, то по тричетыре вылета делаем. Вот и вас сразу навестить не смогли.

Нырко мрачно нахмурил брови.

- Понимаю, ребятки. Не вам мне это объяснять. Наше дело солдатское. Когда над передовой висят эти самые "юнкерсы", тут в гости много не наездишься.

Пока майор говорил, Балашов на минуту вышел и возвратился с большим свертком в руках.

- Это подарки, Федя, - ответил он на вопросительный взгляд командира полка и, деловито развернув бумагу, стал торопливо пояснять: - Вот это папиросы, которые хлопцы из второй эскадрильи собрали. Бутылку мадеры Саша Нестеров с поклоном велел передать. Его тоже зенитный осколок вчера поцеловал. С забинтованной рукой летает. А этот торт капитану Сушкевичу удалось у наших продовольственников оттяпать. Они его командиру авиабазы на день рождения изготовили, но мы в твою пользу экспроприировали.

- Товарищ майор, чуть было не забыл, - перебил его в эту минуту Плотников. Он порылся в карманах и протянул майору черную трубку с чертом. - Мы вашего Мефистофеля в обломках самолетных нашли.

Нырко с жадностью схватил трубку.

- Милые вы мои, вот уж за это спасибо. А я-то о ней скорбил. Дайте-ка табачку немного.

Плотников достал кисет и набил майору трубку. Нырко закурил, лицо его скрылось в облаках синеватого дыма - и словно откуда-то издалека глядели острые прищуренные глаза. Жмурясь от удовольствия, глотая сладковатый табачный дым, майор слушал рассказы своих ребят о полковых новостях. И от того, что крепкие руки этих парней были рядом, а голоса раздавались над ухом, майору было тепло и приятно. Солнце как-то быстро зашло за тучи, и низкие рваные облака поплыли над верхушкалш сосен. Балашов озабоченно покачал головой:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное