Читаем Послевкусие: Роман в пяти блюдах полностью

— Пусть Фиона меня подстрижет. Прости, Мира, но когда ты подходишь ко мне с ножницами, мне тут же вспоминается Суини Тодд[48].

Ричард поеживается.

— Идемте в ванную, Ричард, — говорит Фиона. — Я вас быстро постригу, вы только наклонитесь над раковиной.

Она помогает ему подняться, подает палку, и оба направляются в ванную.

Оставшись одна, я пробую соус и сразу нахожу ошибку. Фиона использовала плохой уксус, судя по вкусу — белый очищенный. Сверившись с рецептом, я обнаруживаю, что мама не указала, какой нужно взять уксус, поэтому я снимаю с полки свой яблочный уксус, привезенный из Франции. Вынув пробку, я принюхиваюсь — пахнет фруктами и немножко карамелью. К тому времени, когда Фиона возвращается из ванной, я собираю все необходимые ингредиенты, чтобы приготовить новый и, надеюсь, лучший вариант соуса.

— Давайте приготовим его вместе, я к вам зайду, — предлагаю я.

Фиона радостно хлопает в ладоши:

— Спасибо, спасибо, Мира!

Кажется, она сейчас расплачется, и меня вдруг охватывает желание ее обнять.

— Да не за что, — говорю я. — Мне это самой нужно — завтра колонку сдавать. К тому же скорее мне нужно вас благодарить за то, что согласились посидеть с Хлоей.

— Глупости, — говорит Фиона. — Я только рада. Ваш отец сегодня занят на работе, поэтому у нас будет девичник, — добавляет она и подхватывает Хлою на руки. — Ну что, Хлоя, как насчет вечеринки с чаепитием? — спрашивает Фиона и с Хлоей на руках танцует по кухне, звеня браслетами и весело цокая высокими каблуками по деревянному полу.

Моя мать, которая никогда со мной не танцевала, никогда не говорила глупостей и, насколько я помню, никогда не носила браслетов, была совсем не такой, как Фиона. Глядя, как заливается смехом Хлоя, я думаю о том, какое это счастье, когда рядом такой человек, как Фиона, веселый, простой и жизнерадостный. Она подходит ко мне и подносит Хлою, чтобы я могла ее поцеловать. Я обнимаю их обоих и крепко прижимаю к себе.

— Спасибо вам, Фиона, — шепчу я. — Спасибо за все.

— Пожалуйста, дорогая Мира, — говорит Фиона. — Кстати, если вы не заметили, я обожаю эту девчушку!


В последний момент Ричард заявляет, что пойдет к машине пешком. Я протягиваю ему кленовую трость с эбонитовым набалдашником, которую он категорически отвергает — «слишком вызывающая», — и берет простую металлическую палку с четырьмя ножками, которую ему принес физиотерапевт. Ричард надел штаны цвета хаки, простую голубую рубашку и темную ветровку. В этом наряде он похож на школьного учителя физкультуры. Я знаю, что он приложил немало усилий, стараясь выглядеть человеком из толпы, а для него это нелегко. В обществе Анонимных Алкоголиков есть негласное правило: никаких фамилий, никакой яркой и дорогой одежды и никаких скоропалительных суждений.

Фактически, вообще никаких суждений.

Всю дорогу Ричард молчит. Мне кажется, я знаю, о чем он думает, — наверное, о том же, о чем и я. Двадцать три года назад, когда мы впервые встретились, он посещал общество Анонимных Алкоголиков по настоянию своего любовника. И хотя пить он бросил, их отношения прекратились. Похоже, сейчас история повторилась, хотя мы оба стараемся об этом не говорить.

Я заезжаю на парковку возле школы Уайтмана и выключаю двигатель. Мы приехали на десять минут раньше. Ричард смотрит прямо перед собой, слегка улыбаясь. Затем берет меня за руку.

— Помнишь, как мы с тобой впервые встретились? Ты стояла вон под тем фонарем и курила. Я сразу понял по тому, как ты держала сигарету, что курить ты начала совсем недавно. Было ясно, что тебе противно вдыхать дым, но ты упорно сосала эту чертову сигарету, одну затяжку за другой. Я тогда подумал, что ты самый несчастный ребенок на свете.

Ричард смотрит в сторону, словно я все еще стою там, его ноздри слегка раздуваются, словно он чувствует запах той сигареты.

— Сколько тебе тогда было — восемнадцать?

— Вроде того, — отвечаю я.

Помолчав, Ричард продолжает:

— Знаешь, я ведь тогда едва не прошел мимо. Мне хватало и своих проблем. В те дни я только и мог, что записаться в это общество. Пока я болел, я думал о том, какой была бы моя жизнь, если бы тогда я с тобой не заговорил. Кто бы мог подумать, что в итоге этот сердитый ребенок спасет мне жизнь? А ты это сделала, Мира, и сейчас я хочу сказать, как я тебе благодарен. — Ричард наклоняется и нежно целует меня в щеку. — Я знаю, приехать сюда снова было нелегко, но если бы ты не согласилась — разве я смог бы?

И Ричард крепко сжимает мне руку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Приятное чтение

Уик-энд с мистером Дарси
Уик-энд с мистером Дарси

Что общего может быть у профессора английской литературы из Оксфорда Кэтрин Робертс, женщины упрямой и острой на язык, и застенчивой Робин Лав, администратора среднего звена из Северного Йоркшира?Их объединяет страстная любовь к творчеству Джейн Остин, обе постоянно ассоциируют себя с героинями ее произведений. Именно поэтому они отправляются на ежегодную конференцию, посвященную любимой писательнице. Кроме того, личная жизнь обеих героинь зашла в тупик.Кэтрин и Робин надеются, что уик-энд в поместье, где будет проводиться конференция, позволит им на некоторое время забыть о своих проблемах. А может быть, идеальный мужчина, который, по их мнению, сохранился только в романах Остин, сойдет со страниц книги в реальную жизнь… И цепь событий показала, что уик-энд с Джейн Остин не закончится без маленькой интриги и романтического приключения.Впервые на русском языке! Перевод: Ольга Ратникова

Виктория Коннелли

Любовные романы / Современные любовные романы / Романы

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее