Внезапно Вера схватила его за руку и развернула лицом к себе. Они уже оказались в парке Национального музея естественной истории, недалеко от Сены.
– В чем дело? – удивился он.
Вера посмотрела ему прямо в глаза и поняла, что до этого момента его мысли были заняты чем-то другим.
– Я хочу, чтобы мы пошли ко мне.
– Что-что?
Пол не верил своим ушам. Мимо спешили прохожие, садовники в парке, не обращая внимания на дождь, занимались своим делом.
– Я сказала, что хочу пригласить тебя к себе.
– Зачем?
– Чтобы усадить в ванну.
– В ванну?
– Да.
Осборн по-мальчишески усмехнулся.
– Сначала ты не желала показываться со мной на людях, а теперь зовешь к себе домой?
– Ну и что тут такого?
Осборн увидел, что она вспыхнула.
– По-моему, ты сама не знаешь, чего хочешь.
– Знаю. Например, я хочу усадить тебя в нормальную, человеческую ванну. В твоем отеле вместо ванны какое-то корыто – там и дворняжку как следует не отмоешь.
– А как же твой французик?
– Не смей его так называть!
– Тогда скажи мне, как его зовут.
Вера помолчала, потом сказала:
– Он меня больше не интересует.
– Неужели? – Осборну все казалось, что она шутит.
– Да.
Тогда он пригляделся к ней повнимательней.
– Похоже, это действительно так.
Вера решительно кивнула.
– И с каких же пор?
– Не знаю… С тех пор, как я решила, и все.
Вера не хотела сейчас в себе разбираться. Ее голос дрогнул.
Осборн не знал, что ему и думать, как реагировать. В понедельник она сказала, что не хочет его никогда больше видеть. У нее есть любовник, какой-то важный, известный человек. И вот сегодня, в четверг, важный человек ее уже не интересует. Неужели Вера любит его, Осборна, по-настоящему? А может быть, она вообще выдумала этого загадочного любовника, чтобы был предлог поставить точку в краткосрочном романе?
От реки подул ветерок, разметав волосы Веры, и она заправила их за ухо. Да, она знала, что рискует. Наплевать! Ей сейчас хотелось только одного – увести Пола Осборна домой, уложить его в свою собственную постель и заниматься с ним любовью. Ей хотелось быть с ним как можно дольше. До следующего дежурства еще сорок восемь часов. Франсуа, которого Осборн назвал «французиком», сейчас в Нью-Йорке и в течение нескольких ближайших дней в Париже не появится. Это означает, что Вера совершенно свободна. Она вольна делать то, что ей хочется и где ей хочется.
– Послушай, я устала. Ты идешь со мной или нет?
– Ты твердо решила?
– Твердо.
Было без пяти десять.
Глава 20
Она проснулась, когда зазвонил телефон. Вера не сразу сообразила, где находится. Сквозь приоткрытую балконную дверь в комнату лился яркий дневной свет.
Повисшее над Сеной послеполуденное солнце, оставив попытку пробиться сквозь толщу облаков, окончательно утонуло в них. Полусонная, Вера приподнялась на локте и огляделась по сторонам. Вокруг царил беспорядок – разбросанные простыни, чулки, нижнее белье. Вера наконец стряхнула с себя сон и поняла: она в своей спальне, и звонит телефон. Завернувшись в простыню, словно звонивший мог увидеть ее наготу, Вера сняла трубку.
– Да.
– Вера Моннере?
Мужской голос. Незнакомый.
– Да, – с некоторым недоумением ответила она. Щелчок – повесили трубку:
Вера посмотрела вокруг.
– Пол! Ты где?
Ее голос звучал озабоченно. Осборн не отвечал, и Вера поняла, что он ушел. Она поднялась с постели и увидела в старинном зеркале над туалетным столиком свое обнаженное тело. Дверь в ванную была открыта. В раковине и на полу валялись полотенца, занавеска над ванной наполовину сорвана. Туфли почему-то оказались на сиденье унитаза. Сразу было видно, что в ванной тоже неистово много часов подряд занимались любовью. Ничего подобного тому, что происходило этой ночью, Вере никогда прежде не доводилось испытать. У нее болело все тело, стертые места ныли и саднили. Она словно отдалась дикому зверю и, соединившись с ним, дала волю необузданной страсти, которая, раз за разом разгораясь, превратилась в ненасытный чувственный голод и утолить его можно было, только доведя себя до полного изнеможения.
Вера разглядывала себя в зеркале. Что-то в ней неуловимым образом изменилось. Вроде бы та же стройная фигура, те же небольшие крепкие груди, такие же черные блестящие волосы, хотя и непривычно разметавшиеся. И все же прежней Веры нет – в девушке, смотрящей на нее из зеркала, что-то исчезло, а взамен возникло нечто новое.
Снова зазвонил телефон. Вера недовольно посмотрела на аппарат, трубку сняла не сразу.
– Да, – рассеянно сказала она.
– Минуточку, – произнес голос телефонистки.
Это он!
– Здравствуй, Вера! – обрушился на нее голос Франсуа, энергичный, властный.
Вера молчала. Она вдруг поняла, что именно в ней переменилось: она перестала быть ребенком и миновала черту, перешагнув которую назад возврата нет. Жизнь переменилась, она не будет такой, как прежде. И неизвестно, к лучшему это или к худшему.
– Здравствуй, – наконец сказала она. – Здравствуй, Франсуа.