Послушаем за Глухого

– Название нашей фирмы? М-да. Так что же вы хотите узнать, молодой человек?

– Так как ручка была найдена на месте преступления...

– Надеюсь, вы не думаете, что мы преступники?

– Нет. Я просто размышляю.

– Если вы действительно так подумали, то вы глубоко заблуждаетесь. Мы – агенты по торговле недвижимостью. Вот, кто мы на самом деле.

– Никто не обвиняет вас в ограблении квартир. Меня интересует одно: давали ли вы кому-нибудь эти ручки?

– А вы знаете, сколько я заказал таких ручек? – спросил Шульцбахер.

– Сколько же?

– Пять тысяч, – с достоинством ответил владелец фирмы.

– Ого! – воскликнул Клинг.

– А вы знаете, сколько таких ручек мы раздали за последние шесть месяцев? По крайней мере, половину. Ну, уж тысячи две – наверняка. Вы что же думаете, мы помним, кому мы их давали?

– Это были клиенты или...

– В основном, мы их отдавали клиентам, но, случалось, отдавали и другим – в рекламных целях, конечно. Кто-нибудь приходил узнать что-либо о каком-то доме, и мы давали ему ручку, чтобы он запомнил название фирмы. Вы же знаете, в Калмз-Пойнте уйма агентов по торговле недвижимостью.

– М-да, – промычал Клинг.

– Вы уж извините, – любезно улыбнулся Шульцбахер.

– Да-да. Вы меня тоже простите, – сказал в свою очередь Клинг.

* * *

На этот раз они не подумали, что произошла какая-то ошибка. Копия фотостата пришла с дневной почтой, и теперь участок мог гордиться тем, что у него есть два портрета Джона Эдгара Гувера и два портрета Джорджа Вашингтона.

– Как ты думаешь, к чему он клонит? – спросил Хейз.

– Не знаю, – ответил Карелла.

– Он это сделал намеренно, это уж наверняка, – сказал Мейер.

– О чем речь!

Трое мужчин стояли, задумчиво упершись руками в пояса, и рассматривали фотостат: как будто он был музейной редкостью.

– Откуда он мог взять портрет для фотостата? – спросил Хейз.

– Да откуда угодно. Из газет, книг, журналов.

– И никаких зацепок?

– Сомнительно. Даже если установить источник, что это нам даст?

– М-да.

– Важно понять, что он нам пытается этим сказать.

– А что нам уже стало известно? – спросил Мейер.

– Пока мы знаем только, что он намерен украсть полмиллиона долларов тридцатого апреля, – сказал Хейз.

– Нет, не совсем так, – сказал Карелла.

– Что ты имеешь в виду?

– Он сказал – «с вашей помощью», помните? «С вашей помощью я собираюсь украсть полмиллиона долларов в последний день апреля».

– С чьей помощью? – переспросил Мейер.

– С нашей, я думаю, – ответил Карелла.

– А может, и с твоей персональной помощью, – засомневался Хейз. – Ты ведь тогда один с ним разговаривал.

– Да, верно, – вздохнул Карелла.

– Да и все фотостаты пришли не на чье-нибудь, а на твое имя.

– Да.

– Может, он считает, что вас что-то объединяет? Почему, собственно, он направляет всю эту галиматью лично тебе?

– Да, у нас и впрямь есть нечто, что нас здорово объединяет.

– И что же это?

– Мы ведь подстрелили друг друга, и оба остались при этом живы.

– И что же ты думаешь по этому поводу? – снова спросил Хейз.

– А что здесь можно думать?

– Если он действительно направляет это лично тебе, то что ты об этом думаешь? Есть у тебя какие-нибудь мысли?

– Ни одной, – ответил Карелла.

– Гувер и Вашингтон, – задумчиво произнес Мейер. – Что в них общего?

Глава 7

«Дело Иисуса Христа», как его назвали остряки из восемьдесят седьмого участка, медленно, но уверенно вязло, так как не было абсолютно никаких зацепок. Личность убитого до сих пор не была установлена, и Карелла из опыта знал, что если это не произойдет в ближайшие несколько дней, то дело похоронят глубже, чем мертвеца на кладбище. До тех пор, пока полиция не будет знать, кто он, до тех пор, пока детективы не смогут определенно назвать фамилию и имя человека, распятого неизвестным или группой неизвестных преступников, он будет оставаться всего лишь трупом, как выразился доктор Кортез в прошлый понедельник. Не оплаканную родственниками и никем не опознанную груду человеческих останков похоронили на муниципальном кладбище. Конечно, в городе случается множество убийств, но все погибшие, как правило, имеют имена и фамилии, адреса и родственников, биографии, наконец. Трудно обвинить и без того перегруженную работой полицию в том, что она не тратит свое драгоценное время на поиски убийцы человека без имени, который бродил по улицам города. Бродяги ни у кого не вызывают жалости и симпатии.