Послушай, это Жизнь

Обычный день, еще один, но теперь он был покрыт вуалью призрачного присутствия Софи. Меня даже спросили пару раз: «Да что с тобой сегодня?!». Но что я мог ответить? Не знаю. Я так и говорил: «Не знаю».

После обеда позвонил Димка, озабоченный моим состоянием, но я ответил:

– Не знаю, что нашло на меня вчера, но спасибо.

– За что?

– Да хотя бы за то, что выслушали, Дим. За это уже низкий поклон. И Ане передай, хорошо?

– Слушай, а может, встретимся вечером? Выпьем, поговорим?

– Я думаю, можно, впрочем, вряд ли.

– Слушай, приятель, – он сказал мне «приятель», как будто хлопнул по плечу, мол, «пацан, не парься, все будет ништяк». Может, и стоило так сказать, словно нам опять пятнадцать и настоящие проблемы еще не начались, точнее, мы еще не поняли, что они начались, но он сказал мне: – Слушай, приятель, кончай ты все это!

– Вот как кончу, так и позвоню, – отрезал я и бросил трубку, потому что он разозлил меня. Своим, своим, не знаю, своим «приятелем» он разозлил меня.

Я вдруг подумал, что в последние дни я многовато пью.

Я не позвонил. Сел в машину и понял, что не хочу никуда ехать, хочу домой, к себе домой. Как же все меня достали сегодня! Дурацкий день. Хотя что в нем было дурацкого? И все-таки надо будет ему позвонить, этому «приятелю». Когда-нибудь.

Впрочем, я совершил подвиг: вспомнив, что у меня в очередной раз в холодильнике хоть шаром покати, я нашел силы и заехал в супермаркет. Там я долго бродил с умным видом вдоль стеллажей, полок и холодильников, делая вид, что знаю, что ищу.

Меня всегда поражали женщины, точно знающие, чем сыр в четвертом слева ряду отличается от всех остальных. Я беру тот, что ближе. Около получаса я возил в тележке этот треугольный кусок на триста пятьдесят шесть граммов с большими дырками, изучая бесконечный ассортимент всего на свете. Когда я подошел к кассе, однако, там было еще 2-3 совершенно не нужные продукта и, конечно, пельмени, потому что готовить сегодня уже никак. Очередь у кассы – почти то же самое, что и дорожная пробка. Люди, тележки, корзинки, треск выезжающих чеков и цифры, цифры.

– Любимый, приди сегодня пораньше, если получится, я приготовлю что-нибудь особенное на ужин, – сказала девушка позади меня с угрожающе нагруженной тележкой и протяжной «а».

Другая девушка, из соседней очереди, повернулась, глянула на нее, на тележку, на меня и усмехнулась, не мне, а просто как бы про себя. В ее корзинке тоже был сыр, а еще кефир, пара яблок и журнал. Я подумал, что ее тоже никто не ждет. Интересно, она бы поняла меня?

Я вдруг вспомнил слова одного из писем Софи: «Кто бы понял меня?» Я стоял и смотрел на людей вокруг, неосознанно повторяя про себя, как зачарованный:

– Кто бы понял меня сейчас, кто бы понял?

Она? Или он? Точно не эти двое с бутылкой шампанского: для них вообще никто больше не существует – счастливые, что с них возьмешь?

Пельмени, кофе, сыр, сигареты и вопрос «Кто бы понял меня сейчас?» – настоящий холостяцкий ужин.

Я так и не нашел ответа. Я просто зачем-то достал очередной белый лист из потертой папки и начал читать.

Не знаю, но мне показалось, что я пришел к старому другу.

Летопись души

«Послушай, это Жизнь!      

Ты видишь, этот дождь, ты слышишь этот ветер? Это дыхание Жизни. Замри и послушай – Жизнь дышит! Замри, не потревожь совершенную музыку дыханья, не нарушь гармонии танца этих капель на стекле. Ты слышишь? Это дыхание Жизни. И мое дыхание.

Но что моя жизнь, Джули? Постоянное ожидание того, что никогда не случится? Что моя жизнь? Что дала мне эта любовь с той самой минуты? Что она дала мне? Боль? Бесконечную. Нет, ты не права, ведь были минуты, часы и мгновения, когда я видела его глаза, я не дышала, я жила, как же я счастлива была!

Но сейчас… что моя жизнь? Лилит, малышка, зачем тебе такая несчастная тетя? И нет сил жить ради тебя, Лилит, потому как завтра ничего не изменит. Ничего.

Джули…это не ты, не ты сидела в той машине, это я! Я! Ты так хотела жить.

Глупый мальчишка выскочил на встречную, может быть, он хотел умереть, но зачем он забрал тебя с собой? Нет, если умирать, то тихо, чтоб не задеть.