Послушание Сталина. Кто Вы, товарищ Сталин.

   Дано сие за надлежащим подписанием с приложением казённой печати штабс-капитану Михаилу Кузьмичу Пржевальскому во следствие его прошения и на основании состоявшейся в Консистории резолюции для представления при определении сына Николая в какое-либо казенное учебное заведение в том, что рождение и крещение Николая по метрическим книгам Смоленского уезда села Лабкова записано следующею статьею 1839 года апреля 1-го числа Смоленского уезда сельца Кимборова отставной штабс-капитан Михаил Кузьмич и законная его жена Елена Алексеевна Пржевальские, оба православного вероисповедования, у них родился сын Николай, молитвами имя нарек и крещение совершил 3-го числа села Лабкова Священник Иван Афанасьевич Праников с причтом, а при крещении его восприемниками были Смоленского уезда сельца Кимборова коллежский асессор кавалер Алексей Степанов Каретников и Черноморского казачьего полка генерал-майора и кавалера Николая Степанова Завадовского жена Елисавета Алексеевна Завадовская.

   Города Смоленска сентября 18 дня 1843 года». (ЦГИА, ф. 1343, oп. 27, д. 6459, л. 6.)

   Не случайно дата рождения установлена Указом самого Государя Императора, и этим же Указом поставлен вместо 1838, 1839 год рождения. Нужно было увести дату рождения подальше от года пребывания в Смоленске великого князя, будущего Императора Александра Второго, дабы избежать лишних пересудов и сплетен.

   Ведь если бы это было просто ошибкой, Михаил Кузьмич Пржевальский и Елена Алексеевна сразу бы её заметили и попросили бы поправить. С другой стороны, не стали бы родители маленького Николая подавать прошение на получение свидетельства на четырехлетнего ребёнка, ибо, по существовавшим правилам, документы выдавались на детей пятилетних. И никто бы их прошения рассматривать не стал. Интересно также, что к книге, хранящейся в церкви села Лабкова, где была первичная запись по поводу рождения, доступ был ограничен специальным распоряжением. Её нельзя было взять, чтобы ознакомиться с записями. Музейные работники свидетельствуют, что подлинник этой метрической книги никогда, нигде и никому публично не был представлен. В Музее Пржевальского в Смоленской области была лишь рисованная копия листа метрической книги с упомянутой записью о рождении. Но она, вполне понятно, не может служить документальным свидетельством, так как в ней не указан год заполнения, не читается месяц рождения и не понятно какое поставлено число рождения. Подобные ограничения просто так не делаются. Следы запутывались умышленно.

   Следует ещё добавить, что сам Николай Михайлович Пржевальский в письмах матери, когда это приходилось к слову, указывал годом своего рождения именно 1838-й.

   Есть и ещё один любопытный факт. Было это уже несколько позднее, когда Николай Пржевальский учился в шестом классе гимназии, в городе Смоленске.

   Среди учителей гимназии оказался один весьма неприятный тип. Очень любил всякие каверзы. Завёл даже журнал, куда записывал самые, даже мельчайшие прегрешения гимназистов. Скрупулёзно записывал, не только дни, но и часы проказ указывая. Ну и при случае начинал зачитывать провинившемуся, когда и что тот совершал прежде. И голос гнусавый, как у всякого зловредного человечка и тон нудно-назидательный. Терпели, терпели гимназисты, да и решили выкрасть этот талмуд и уничтожить.

   Но кто это сделает? Задача не из лёгких, да и попасться можно.

– Кинем жребий, – предложил один из ребят.

   Кинули. И надо же, свершить задуманное выпало Николая Пржевальскому.

   Ну что ж, надо так надо. Сумел он всё сделать тихо. Журнал утащил и бросил его в Днепр.

   Не следующий день разразился скандал. На подозрении по ряду причин оказался именно класс, в котором учился Николай Пржевальский.

   Но ребята держались стойко. Виновника не выдали. И тогда их всех отправили в карцер. Тут-то и не выдержал Николай Пржевальский. Признался ради того, чтоб товарищей отпустили.

   Ну что же. Решение было жёстким: из гимназии исключить. Всякие другие взыскания исключались, потому что обиженный учитель считал, что наказание должно быть суровым.

   Елена Алексеевна примчалась к директору. Стала уговаривать сурово наказать, даже высечь, но из гимназии не исключать. Это теперь исключённый дорогу перейдёт, да в другую школу устроится, а то и в лицей. Ныне это название расшифровывается так – ЛИшение ЦЕлеЙ, ну и, конечно, знаний. Только что мне рассказали, как в одном таком лишенце учитель литературы, заметьте, литературы, вещает о том, что Русь всегда была лапотной, всё нам построили и создали варяги, да, почему-то литовцы, а Великую Отечественную войну нам выиграли американцы. Ну и далее в том же духе. Хорошо, что ученики в том классе, далеко не лишённые разума, подобно этой училке, а то бы ведь поверили.

   Ну так вот, оказался Николай Пржевальский в ситуации сложнейшей, возможно, в те минуты и сам не понимал, в какой. Исключение из гимназии и… всё. Какие там в будущем научные географические открытия? Какая там работа в разведке? Остался бы неучем, сидел бы в деревне, как многие в ту пору, неудачники.