Послушник дьявола

— Очень хорошо подойдут. Но давай я посмотрю, что там у тебя еще есть. Ты мне никогда и половины этого не показывала. — Девушка с любопытством перебирала драгоценности, как вдруг в глубине увидела блеснувшую эмаль, а потом выудила с самого дна шкатулки крупную фибулу — брошь старинного фасона, — несомкнутое кольцо с поперечной булавкой-язычком. У кольца были широкие расплющенные концы с замысловатым орнаментом: филигранный узор золотом по эмалевой поверхности — извивающиеся тела сказочных животных, которые с первого взгляда показались ей переплетенными растениями, но, вглядевшись попристальнее, она поняла, что это скорее всего все же змеи. На ромбовидной головке серебряного язычка-булавки был выгравирован и покрыт эмалью стилизованный цветок; заостренный конец булавки выступал за пределы кольца на длину мизинца Айсуды, а само кольцо было величиной с ее ладонь. Девушка, вынимая фибулу на свет, начала было говорить: «Я никогда не видела ее…» — но вдруг замолчала, и это заставило Розвиту поднять глаза. Она быстро встала, подошла, сунула руку в шкатулку и бросила фибулу снова на дно, так, чтобы ее не было видно.

— О, эту не надо! — сказала Розвита, поморщившись. — Она слишком тяжелая и такая старомодная. Положи все обратно, мне понадобится только желтое ожерелье и гребни для волос. — Она решительно захлопнула крышку шкатулки, взяла Айсуду за руку и подвела к кровати, на которой лежало приготовленное платье: — Смотри, тут на вышивке распустилось несколько стежков, ты бы не подобрала их? Ты лучшая вышивальщица, чем я.

Айсуда со спокойным лицом умело стала делать то, о чем ее попросили, время от времени бросая взгляды на шкатулку, в которой лежала фибула. Когда пришел час заутрени, она сделала последний стежок, оторвала нитку, отложила работу в сторону и объявила, что уходит, так как хочет присутствовать на службе. Розвита, раздевавшаяся в этот момент, чтобы лечь поспать, не стала ее отговаривать — сама она, конечно, присоединяться к Айсуде не собиралась.

Брат Кадфаэль после заутрени вышел из церкви через южные двери. Он намеревался на минутку зайти к себе в сарайчик посмотреть, погашена ли жаровня, которой вечером пользовался брат Освин, хорошо ли закупорены все сосуды, закрыта ли дверь, чтобы помещение не совсем выстыло.

Мороз пощипывал, ночь была звездной, а Кадфаэлю и не нужно было другого света, чтобы найти привычную тропинку. Но только он вышел из-под арки во двор, как кто-то требовательно потянул его за рукав, и задыхающийся голос прошептал ему на ухо:

— Брат Кадфаэль, мне нужно поговорить с тобой!

— Айсуда! В чем дело? Что-нибудь случилось?

Монах быстро повел девушку в одну из ниш скриптория; там сейчас никого не должно было быть, и никто не заметит, если они спрячутся в каком-нибудь укромном уголке. Возле плеча Кадфаэля еле-еле виднелось напряженное лицо Айсуды — бледный овал над темным пятном плаща.

— Да, случилось! Ты же сказал, что молния вылетит из моей руки! Я нашла кое-что у Розвиты, в шкатулке для драгоценностей, — быстро проговорила Айсуда на ухо Кадфаэлю. — Спрятано на дне. Большая фибула, очень старая и красивая, из золота, серебра и эмали, такие делали еще до прихода норманнов. Величиной с мою ладонь, с длинной булавкой. Когда Розвита увидела, что я держу ее в руке, она подошла, бросила ее обратно в шкатулку и захлопнула крышку, сказав, что эта штука слишком тяжелая и старомодная, чтобы ее носить. Вряд ли Розвита знает, что это за фибула и как она попала к человеку, который подарил ей эту вещь, хотя, наверное, этот человек предупредил, чтобы она не носила ее и никому не показывала, по крайней мере сейчас… А то почему она так быстро убрала ее? А может быть, фибула ей просто не нравится, и в этом все дело. Но я-то знаю, что это за фибула и чья она, и ты тоже будешь знать, я скажу тебе… — Торопясь выговориться, девушка задохнулась и, наклонившись ближе к Кадфаэлю, обдала его щеку своим теплым дыханием. — Я видела эту вещь раньше, а Розвита, может, и не видела. Ведь это я забрала у него плащ и внесла в дом, в комнату, которую приготовили для него. Фремунд принес его седельные сумки, я — плащ… а эта фибула была приколота у ворота.

Кадфаэль положил ладонь на маленькую ручку, цеплявшуюся за его рукав, и спросил, наполовину уверенный в ответе:

— Чей плащ? Ты хочешь сказать, что эта штука принадлежала Питеру Клеменсу?

— Да. Я готова поклясться.

— Ты уверена, что это та же самая?

— Уверена. Говорю тебе, я несла ее, касалась ее, любовалась ею.

— Да, двух таких одинаковых быть не может, — проговорил Кадфаэль и глубоко вздохнул. — Вряд ли сделали бы две такие дорогие вещи одинаковыми.

— Даже если сделали, как они обе попали в наше графство? Нет-нет, каждую делали для какого-нибудь князя или вождя и никогда не повторяли. У моего дедушки была похожая фибула, но далеко не такая красивая и большая. Он говорил, что она сделана в Ирландии, давным-давно. И потом, я хорошо запомнила ее цвета и этих странных змей. Это та самая! И она у нее! — Айсуде пришла в голову новая мысль, и она проговорила с жаром: